Гэри Дженнингс - Ацтек

— С другой стороны, — предположил я, — если вдруг случайно выйдет так, что белые люди одержат верх над Мотекусомой, твоя награда может оказаться еще более щедрой.

Она безразлично отмахнулась: — Вот что, господин Микстли, я тебя хочу попросить только об одном — чтобы ты не препятствовал осуществлению моих планов. Мне нужно время, чтобы доказать Кортесу свою полезность, сделать так, чтобы он не мог обходиться без моей помощи и совета. Только позволь мне попасть в Теночтитлан. Для тебя и твоего Чтимого Глашатая — это сущий пустяк, но для меня имеет огромное значение.

— Я не схожу с тропы только ради того, чтобы раздавить букашку, — ответил я, пожав плечами. — Знай, рабыня, что я вовсе не собираюсь препятствовать твоим честолюбивым планам до тех пор, пока они не начнут мешать тому, чему служу я сам.

Пока Мотекусома изучал портрет Кортеса и другие рисунки, я рассказывал ему о том, что смог увидеть и сосчитать:

— Включая самого предводителя и нескольких младших вождей, отряд испанцев насчитывает пятьсот восемь воинов. Большинство из них вооружены металлическими мечами и копьями, но тринадцать человек имеют аркебузы, а тридцать два — особые луки, именуемые арбалетами, и я склонен предположить, что все остальные солдаты тоже умеют обращаться с этим необычным оружием. Еще сто человек, скорее всего, являются лодочниками с сожженных кораблей.

Мотекусома передал связку бумаг придворным через плечо, и стоявшие позади него старейшины Совета начали рассматривать их, обмениваясь замечаниями.

— С ними также четыре белых жреца, — продолжил я, — множество наших женщин, подаренных им вождями табасков и тотонаков, шестнадцать лошадей для верховой езды и двенадцать охотничьих собак. У испанцев имеются десять дальнобойных пушек и четыре пушки поменьше. Как нам и было сказано, владыка Глашатай, у них остался только один корабль, мы сами видели его в бухте. Надо думать, на его борту находятся моряки, но я там не был, так что сосчитать их не мог.

Между тем двое членов Изрекающего Совета, оба опытные лекари, внимательно изучали сделанные мною портреты Кортеса и тихонько обменивались профессиональными репликами.

В заключение я сказал: — Помимо испанцев, в распоряжении Кортеса находятся также практически все тотонаки. Они выполняют работу носильщиков и каменщиков… когда белые священники не поучают их, как следует поклоняться кресту и изваянию женщины.

— Владыка Глашатай, — подал голос один из целителей, — позволь высказаться…

Мотекусома кивнул в знак согласия. — Мы с другим уважаемым целителем внимательно рассмотрели портрет Кортеса и другие рисунки, на которых он изображен целиком.

— И, надо полагать, намерены, как лекари, официально объявить его не богом, но человеком, — раздраженно буркнул Мотекусома.

— Не только это, мой господин. Внешние признаки позволяют судить и об ином. Конечно, пока нам не представится возможность увидеть Кортеса воочию, трудно утверждать это с уверенностью, но редкие волосы и неправильные пропорции тела наводят на мысль о том, что он был рожден от матери, пораженной постыдным недугом нанауа. Подобные признаки нередко можно увидеть у вырождающегося потомства самых низших маатиме.

— А ведь верно! — воскликнул Мотекусома, и лицо его просветлело. — Если это правда и нанауа затронула мозг Кортеса, становятся понятными некоторые его странные, нелепые поступки. Только безумец стал бы сжигать собственные корабли и уничтожать единственное средство возвращения в родные земли. И если даже вождь чужеземцев — больной безумец, то его подчиненные должны быть и вовсе убогими глупцами. Скажи-ка, Миксцин, может быть, и их оружие не такое уж грозное, как нам расписывали? Знаешь, мне начинает казаться, что мы сильно преувеличивали угрозу, исходящую от этих пришельцев.

Я уже давно не видел Мотекусому в столь радостном оживлении, но, хотя в его настроении произошел стремительный скачок от уныния к ликованию, это не побудило меня в угоду правителю потакать самообману. Прежде он относился к белым людям с трепетом, как к богам или к посланцам богов, требуя уважать их, чтить и чуть ли не безоговорочно исполнять все их желания. Но достаточно было моего рассказа и заключения лекарей, чтобы Чтимый Глашатай отмахнулся от проблемы нашествия белых людей, как не заслуживающей внимания и заботы правителя. Обе эти позиции казались мне одинаково опасными, но многословные объяснения явно сейчас не имели бы успеха. Вместо этого я сказал:

— Вполне возможно, владыка Глашатай, что Кортес и вправду затронут безумием, но ведь безумец может быть гораздо опаснее здорового человека. Всего несколько месяцев тому назад эти самые убогие глупцы легко победили пять тысяч воинов из земель ольмеков.

— Но у воинов ольмеков не было нашего преимущества. — На сей раз заговорил не Мотекусома, но его брат Куитлауак. — Они сражались с белыми людьми как с обычными противниками, отчего и понесли ужасающие потери. Но благодаря тебе, Миксцин, нам теперь известны возможности противника. Я вооружу большую часть своих воинов луками. Таким образом, мы сможем осыпать испанцев стрелами, оставаясь вне досягаемости их металлических мечей и копий, причем на каждый их выстрел будет приходиться множество наших.

— Кто о чем, — снисходительно сказал Мотекусома, — а военный вождь о войне. Лично я не вижу никакой необходимости воевать вообще. Мы просто пошлем правителю Пацинко приказ прекратить всякую помощь белым людям. Надо лишить их еды, женщин и вообще всех средств к существованию. В скором времени чужеземцам надоест питаться одной рыбой, пить только кокосовое молоко и изнывать от зноя в разгар лета в Жарких Землях.

Однако Тлакоцин, его Змей-Женщина, возразил: — Похоже, Чтимый Глашатай, что у Пацинко нет ни малейшего желания отказывать белым людям в чем бы то ни было. Тотонаки никогда особо не радовались тому, что мы обложили их данью. Может быть, они обрадуются, если перестанут подчиняться Мешико.

Один из послов, который ездил со мной на побережье, добавил: — К тому же испанцы постоянно вспоминают о других белых людях, в несметных количествах живущих в тех местах, откуда явились они сами. Если мы даже сразимся с этим отрядом и разобьем его или возьмем Кортеса измором и заставим убраться, откуда нам знать, когда явятся следующие, сколько их будет и какое еще более мощное оружие они привезут?

Недавняя бодрая уверенность Мотекусомы мигом рассеялась. Его взгляд беспокойно заметался по сторонам, как будто он подсознательно искал возможность скрыться. Уж не знаю, что его больше пугало — белые люди или же необходимость проявить характер и принять окончательное решение. Но в конце концов его взгляд задержался на мне, и правитель сказал: