Гэри Дженнингс - Ацтек

— Ты пойдешь с нами, — заявил другой жрец. — Следует соблюсти некоторые предварительные формальности.

— Нет, — повторила Тцитци, на сей раз громко.

Она обернулась, глянула на меня, и сердце мое упало. Глаза сестренки, полные ужаса и понимания, что ее ждет, были бездонно черными, так расширялись от закапанного в них снадобья зрачки Жадеитовой Куколки. Мы оба прекрасно знали, что это за «предварительные формальности» — женщины, прислужницы жрецов, будут осматривать удостоившуюся чести девственницу с целью удостовериться, что она действительно является таковой. Как я уже говорил, Тцитци были известны средства, позволявшие выдать себя за девственницу, но эти стервятники нагрянули совершенно неожиданно, и теперь у нее не было ни малейшей возможности принять необходимые меры.

— Тцитцитлини, — с мягким укором промолвил отец. — Отказываться тебе никак нельзя. Это будет неучтиво по отношению к жрецам, к женщинам нашего острова, остановившим на тебе свой выбор и тем самым оказавшим тебе честь, и, что хуже всего, по отношению к самой богине Тетеоинан.

— Это также рассердит нашего достойного правителя, — вставила мать, — ибо девственница в этом году была избрана по совету владыки Красной Цапли и его сына.

— Но меня-то никто не спросил! — воскликнула сестра в последнем порыве неповиновения.

Теперь мы с ней поняли, кто предложил Тцитци на роль Тетеоинан, не посоветовавшись с ней и не спросив ее согласия. Поняли мы и почему так получилось. Все произошло по наущению матушки, которая, во-первых, хотела похвастаться оказанной ее дочери высокой честью перед другими женщинами, а во-вторых, надеялась, что Тцитци в роли богини еще более распалит вожделение господина Весельчака, что подстегнет его к свадьбе. Маме очень хотелось, чтобы наше семейство причислили к знати, и ради этого она готова была отдать дочь Пактли в жены.

— Почтеннейшие жрецы, — взмолилась Тцитци, — я совершенно непригодна для этой роли. Если выступать придется мне, то все будут смеяться над моей неловкостью, что станет оскорблением для богини.

— Вранье! — отмел все возражения один из жрецов. — Мы видели, как ты танцуешь, девушка. Идем с нами. И немедленно!

— Предварительные формальности не займут много времени, — подхватила мать. — Иди, Тцитци, а как вернешься, поговорим о твоем наряде. Ты ведь у нас красавица. И ты будешь самой красивой Тетеоинан, когда-либо вынашивавшей Кентиотля.

— Нет, — слабо пролепетала сестра, отчаянно пытаясь придумать отговорку. — Я… время неподходящее… месячные…

— Никаких «нет»! — рявкнул жрец. — Мы не приемлем никаких возражений. Если ты не пойдешь сама, мы уведем тебя силой.

Мы с сестренкой не смогли даже попрощаться, поскольку предполагалось, что она уходит совсем ненадолго. Двинувшись к двери в окружении четверых вонючих стариков, Тцитци бросила на меня лишь один отчаянный взгляд, да и тот я чуть было не проглядел, потому что мои глаза в этот момент обшаривали помещение в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за оружие. Клянусь, окажись у меня под рукой макуауитль Пожирателя Крови, я, словно сквозь «сорную траву», прорубил бы себе путь, прорвавшись через жрецов и родителей, и мы вдвоем убежали бы куда глаза глядят. Но ничего острого или тяжелого в пределах досягаемости не нашлось, а нападать с голыми руками было бесполезно. В свои двадцать лет я, пожалуй, совладал бы с четверыми стариками, но никак не с могучим, привычным к работе с камнем отцом. Он удержал бы меня без особого труда, а мой порыв навлек бы на нас обоих лишние подозрения. Так что последствия оказались бы роковыми. Хотя и так все в конце концов обернулось хуже некуда.

С тех пор прошло много лет, и я не раз задавался вопросом: не лучше ли было тогда сделать хоть что-то? До сих пор я ищу объяснения своему бездействию. Было ли оно вызвано обычной трусостью? Ведь я знал, что разоблаченная Тцитци ни за что меня не выдаст. Или же во мне теплилась отчаянная надежда на то, что сестре каким-то образом удастся ввести осматривающих ее женщин в заблуждение, и тогда я все испорчу своим вмешательством? А может, таков просто был тонали — и мой, и сестренкин? Этого я не знаю и никогда не узнаю. Однако, так или иначе, момент был упущен, и стая стервятников, окружив Тцитци, увела ее из родного дома.

Обратно в ту ночь она не вернулась. Мы сидели и ждали, не ложась спать даже после того, как протрубили храмовые раковины, и за все это время никто из нас не проронил ни слова. Разумеется, отца беспокоило, что «предварительные формальности» затянулись так надолго, да и мать явно начинала опасаться, что какие-то препоны смогут помешать ее столь хитроумному замыслу. Но в конце концов она рассмеялась и сказала:

— Не стоит переживать, разве жрецы отослали бы Тцитци домой в темноте? Наверняка она заночевала при храме, вместе с прислужниками. Чем зря беспокоиться, давайте-ка лучше ложиться спать.

Я улегся на свой тюфяк, но сон не шел. В голову лезли страшные мысли: ведь жрецы, выяснив, что Тцитци не девственница, вполне могли воспользоваться ею как мужчины. Разумеется, посвящая себя богам, все наши жрецы давали обет безбрачия, но ни один человек в здравом уме не поверил бы, что они всю жизнь соблюдали чистоту и воздержание. После того как прислужницы осмотрят Тцитци и установят, что она уже потеряла девственность, жрецы смогут делать с ней все, что угодно, ибо в каком бы состоянии она ни покинула храм, это все равно будет приписано предыдущему распутству. А уж о том, чтобы выдвинуть против жрецов обвинения, не могло быть и речи.

В муках катался я по постели, представляя себе, как похотливые жрецы пользуются Тцитци всю ночь напролет, один за другим, как они радостно зовут всех прочих жрецов из других храмов Шалтокана. Дело тут было даже не в том, что в другое время служители богов не имели возможности удовлетворять свое вожделение: скорее всего, для этого использовались храмовые прислужницы. Но как вы, почтенные братья, может быть, уже и сами заметили по своим монахиням, женщины, решившие посвятить себя служению Богу, как правило, не принадлежат к тем, которые, лицом ли, фигурой ли, способны разжечь в мужчине неудержимое желание. Так что, надо думать, заполучив в ту ночь юную красавицу, самую желанную девушку Шалтокана, жрецы были вне себя от радости.

Я представлял себе, как они хищной черной стаей налетают на беспомощно распростертое тело Тцитци. Помимо всего прочего, жрецы давали еще и обет никогда не снимать своих черных одежд, однако, даже если они и нарушили его ради такого случая, их нагие тела все равно были грязными и вонючими, ибо жрецы с момента принятия сана никогда не мылись.

Надеюсь, что все это было всего лишь плодом моего воспаленного воображения. Очень хочется верить, что моя прекрасная возлюбленная не стала в ту ночь добычей отвратительной черной стаи. Впоследствии ни один жрец ни словом не обмолвился о том, что произошло в храме той ночью, а поутру Тцитци так и не вернулась домой.