Гэри Дженнингс - Ацтек

Вместо нее явился жрец, один из четверых приходивших накануне, и без всякого выражения сообщил:

— Ваша дочь признана недостойной выступать на празднике в роли Тетеоинан, ибо установлено, что она имела плотские отношения по меньшей мере с одним мужчиной.

— Ййа, оийа аййа! — запричитала матушка. — Какой позор! — Просто невероятно, — пробормотал отец. — Тцитци всегда была такой хорошей девочкой. Я не могу поверить…

— Может быть, — сказал без обиняков жрец, — вы вместо этого добровольно согласитесь отдать свою дочь для жертвоприношения?

— Где она? — сквозь зубы спросил я жреца. — Когда служительницы храма установили, что девушка не соответствует требованиям, — бесстрастно ответил жрец, — об этом было доложено во дворец правителя, откуда поступил приказ доставить ее туда для беседы с…

— Пактли! — вырвалось у меня. — Вот уж для кого будет удар, — сказал отец, печально покачав головой.

— Глупец! Да он просто придет в ярость! — выпалила мать. — И из-за этой шлюхи, твоей дочери, удар обрушится на всех нас.

— Сейчас же иду во дворец, — заявил я.

— Нет, — решительно возразил жрец. — Я понимаю, что вы все волнуетесь, но правитель приказал привести только девушку. Она отправилась туда в сопровождении двух наших прислужниц. Никто из вас не должен просить об аудиенции вплоть до особого распоряжения.

В тот день Тцитци так и не вернулась домой. И никто из соседей не зашел к нам, поскольку весь остров к тому времени уже наверняка знал о нашем позоре. И конечно, никто уже не позвал мою мать «мести дорогу». И она, предвкушавшая, что вскоре получит возможность смотреть на соседок сверху вниз, вместо этого в одночасье стала отверженной. Естественно, что это не улучшило ее и без того сварливый характер. Весь этот тоскливый день матушка изводила отца упреками в том, что он не следил за дочерью, а меня бранила за то, что я будто бы свел сестру с какими-то «дурными приятелями». Обвинение это было нелепым, но оно натолкнуло меня на интересную мысль.

Я выскользнул из дома и отправился искать Чимальи и Тлатли. Они встретили меня с некоторым смущением, пытаясь неловко выразить сочувствие.

— Один из вас может спасти Тцитци, — с ходу заявил я. — Мы бы оба рады помочь ей, — заверил меня Чимальи. — Но вот только как?

— Не секрет, что этот несносный Пактли уже давно домогался моей сестры. Про это знает весь остров. А теперь еще стало известно и то, что Тцитци предпочла ему кого-то другого. Таким образом, сын наместника оказался всеобщим посмешищем. Он наверняка взбешен, и уязвленная гордость может подтолкнуть его к какому-нибудь ужасному поступку. Один из вас мог бы этому помешать.

— Каким образом? — спросил Тлатли. — Женившись на Тцитци, — сказал я. Никто никогда не узнает, какой болью отдались эти слова в моем сердце, ибо произнести их для меня означало отказаться от Тцитци и отдать ее кому-то другому. Оба друга, услышав это, отпрянули и воззрились на меня, удивленно вытаращив глаза.

— Моя сестра действительно оступилась, — продолжил я. — С этим не поспоришь, но вы ведь оба знаете ее с детства и уж, конечно, согласитесь, что она вовсе не распутница. Уверен, тот из вас, кто простил бы Тцитци, поняв, что она поступила так из нежелания достаться господину Весельчаку, получил бы самую верную и добродетельную жену, какую только можно найти. Ну а то, что красивее моей сестры на всем острове не сыскать, вы и без меня прекрасно знаете.

Юноши растерянно переглянулись, и их можно было понять. Представляю, как поразило их мое предложение.

— На вас последняя надежда, — гнул свое я. — Сейчас Тцитци как потерявшая невинность девушка всецело находится во власти Пактли. Он может объявить ее шлюхой или даже лживо обвинить в том, будто бы она изменила ему, будучи с ним помолвленной. Это равнозначно супружеской измене, и в таком случае Пактли не составит труда уговорить владыку Красную Цаплю покарать ее смертью. Но если окажется, что у девушки есть жених, тогда ничто подобное ей не грозит. — Я впился взглядом сначала в Чимальи, потом в Тлатли. — Если один из вас выступит вперед и публично попросит ее руки…

Оба друга отвели глаза. — Понимаю, для этого требуется храбрость. Да и без насмешек тут не обойдется: конечно, нежданно объявившегося жениха сочтут именно тем, кто и обесчестил Тцитци. Но брак все покроет и защитит мою сестру от любых посягательств со стороны Пактли. Это спасет ее, Чимальи! Это будет благородный поступок, Тлатли! Я прошу вас, я просто умоляю!

Друзья снова посмотрели на меня, но теперь уже не растерянно, а печально. И Тлатли заявил от имени обоих:

— Мы не можем, Крот. Правда не можем. Ни я, ни Чимальи. Такой ответ не только обидел и разочаровал меня, но вдобавок еще и озадачил.

— Что значит — не можете? Уж говорили бы откровенно, что попросту не хотите связываться!

Друзья стояли передо мной плечом к плечу, коренастый Тлатли и стройный как тростинка Чимальи. Посмотрев на меня с сочувствием, они снова переглянулись, и во взглядах их было нечто такое, чего я никак не мог понять.

Потом они робко взялись за руки, сцепили пальцы и снова воззрились на меня. Теперь уже с вызовом.

— О! — подавленно выдохнул я и, помолчав, добавил: — Простите меня, ребята. Мне не следовало настаивать. Какой же я дурак!

— Да что там, Крот, мы свои люди, — сказал Тлатли. — Но нам бы не хотелось, чтобы о нас пошли сплетни.

— Но в таком случае, — возобновил я свои попытки, — что мешает вам просто совершить брачную церемонию? А потом…

— Я не смогу этого сделать, — сказал Чимальи со спокойным упорством. — И Тлатли тоже не позволю. Такой поступок был бы слабостью, пятнающей то чувство, которое мы испытываем друг к другу. Постарайся взглянуть на это таким образом, Крот. Представь, что кто-нибудь предложил бы тебе жениться на одном из нас.

— Ну, такое предложение шло бы вразрез со всеми законами и обычаями. Но взять в жены Тцитци — это же совсем другое дело. Брак был бы чистой формальностью, Чимальи, а потом…

— Нет, — сказал он и добавил, не знаю уж насколько искренне: — Нам очень жаль, Крот.

— Мне тоже. — Я вздохнул, повернулся и пошел домой. Однако я не собирался так просто отказываться от своего плана: я по-прежнему надеялся убедить одного из друзей совершить то, что, по моему глубокому убеждению, пошло бы на благо всем нам. Брак избавил бы сестру от нависшей над ней опасности, Тлатли и Чимальи — от возможных подозрений относительно характера их дружбы, а меня самого — от того, что наши с Тцитци непозволительные отношения рано или поздно выйдут наружу. Муж мог бы открыто привозить ее с собой, приезжая в Тескоко, и тайно приводить ко мне на свидания. Чем дольше я размышлял, тем все более идеальным вариантом казался мне этот план. Да Чимальи и Тлатли — просто эгоисты, если отказываются от этого брака под тем предлогом, будто это может запятнать их собственную любовь! Я должен убедить их, а если понадобится, то и припугнуть разоблачением. Я решил непременно вернуться к этому разговору и добиться своего, однако, как вскоре выяснилось, было уже слишком поздно.