Майкл Лукас - Стамбульский оракул

— Да, — ответила Элеонора. Ее голос дрогнул. — Благодарю вас, ваше величество.

— Правду ли говорят, что ты читаешь на пяти языках?

Элеонора посчитала. Ей не хотелось спорить с султаном, но правда была в том, что читала она на семи языках: румынском, греческом, латыни, турецком, французском, английском и арабском.

— Если позволите, ваше величество, это неправда.

Великий визирь сделал пометку в своей книжечке.

— Так на скольких же языках ты читаешь?

— На семи, ваше величество.

— А правду ли говорят, — продолжал султан, усмехнувшись, — что ты прочла все книги из библиотеки твоего благодетеля, нашего друга Монсефа Барка-бея?

— Ваше величество, я прочла много книг, но совсем не всю библиотеку.

Султан кивнул:

— И какая же твоя любимая?

— «Песочные часы», ваше величество.

Она скользнула взглядом по великому визирю, который записывал все ее ответы.

— «Песочные часы», — задумчиво протянул Абдул-Гамид, — не помню, попадалась ли она мне.

— Это чудесная книга, ваше величество.

Он повернулся к великому визирю:

— Вы читали «Песочные часы»?

— Нет, ваше величество.

Он повернулся к остальным визирям:

— Кто-нибудь из вас читал «Песочные часы»?

По залу прошло смущенное бормотание, и один из визирей сказал:

— Осмелюсь предположить, ваше величество, что эта книга никогда не переводилась на турецкий.

— Тогда необходимо перевести ее…

Он не успел договорить, в зал вошел придворный и зашептал что-то на ухо Джамалудину-паше. Тот кивнул, а вестник бесшумно удалился.

— Я сам, — продолжал султан, — знаком с некоторыми произведениями детективного жанра. Авторы в основном англичане. Больше всего мне нравятся Эдгар Аллан По и Уилки Коллинз, впрочем кое-кто из французов тоже неплох. — Он задумчиво посмотрел на потолок. — И разумеется, я ценю великих арабских и персидских поэтов.

На это Элеонора не успела ничего ответить, потому что в комнату вошел другой придворный и передал великому визирю телеграмму. Он прочел ее и сказал:

— Ваше величество, сожалею, но я вынужден прервать вашу беседу с госпожой Коэн. Дело первостепенной важности требует вашего немедленного внимания.

Один из стражей шагнул к Элеоноре, чтобы проводить ее из зала, но султан остановил его взмахом руки.

— Она может остаться, — сказал он. — Полагаю, ваше дело не займет много времени, а я бы не хотел заставлять нашу гостью ждать в приемной.

— Да, ваше величество, — ответил Джамалудин-паша. — Разумеется.

Он расправил телеграмму, перечитал ее и резюмировал:

— Германское адмиралтейство сообщает, что русские торпедные катера продолжают преследовать броненосец «Мессудие», хотя тот и начал отходить в направлении Синопа. Многочисленные попытки связаться с представителями русского морского министерства как в Севастополе, так и в Петербурге успеха не имели. Молчание русских недвусмысленно указывает на то, что это акт агрессии.

Абдул-Гамид вздохнул и ухватился за переносицу.

— Телеграмма отправлена генералом фон Каприви самолично. Он говорит, что понимает всю сложность положения и уважает наш суверенитет. Но при данных обстоятельствах он настоятельно рекомендует применить силу.

— А что вы советуете? — спросил султан.

— Я считаю целесообразным предоставить капитану «Мессудие» полную свободу действий. Новые торпедные катера русских неплохо защищены, но, думаю, они не устоят против обстрела броненосцем.

— Есть ли иные варианты?

— Не думаю. Я понимаю вашу сдержанность по поводу атаки русских торпедных катеров, ваше величество, но заверяю вас, они находятся в территориальных водах Османской империи. Если мы не ответим на этот акт агрессии, наше положение на Черном море значительно ухудшится. И Петербург, и Берлин истолкуют бездействие однозначно — как проявление страха.

Султан задумался, потом повернулся к визирям:

— Все ли вы согласны с Джамалудином-пашой?

Одобрительные возгласы и кивки свидетельствовали о том, что все согласны. Абдул-Гамид нахмурился, его пальцы перебирали край кафтана. Рисунок ткани словно бы полностью поглотил его внимание. Внезапно он перевел взгляд на Элеонору.

— Что ты думаешь? — спросил он. — Что бы ты посоветовала?

— Я?

— Да, — ответил он. — Ведь ты же родом с черноморского побережья, к тому же изучаешь историю. Что бы ты посоветовала?

Великий визирь громко кашлянул и записал что-то в книжечку.

— Не знаю, — начала было Элеонора. — Я не полностью разобралась в ситуации.

Распорядитель ведь говорил ей, что, если султан спросит ее совета, она может его дать, а его величество ясно дал понять, что ждет ее ответа. Но ведь она ничего не знает о политике, за исключением того, что прочла в книгах. Элеонора прикусила щеку, пытаясь найти аналогию из мировой истории.

— Я думаю… — сказала она. — Ваше величество, я думаю, что это напоминает ситуацию в Вифинии после возвышения царя Митридата.

— Продолжай, — велел ей султан.

— Согласно Аппиану, царь Митридат угрожал Римской республике и Вифинии. Римляне уговорили царя Вифинии начать войну с Митридатом. Но Митридат разбил вифинцев, зато римляне за это время собрали войско.

Султан задумался:

— То есть обстрел русских торпедных катеров окажется в интересах Пруссии гораздо больше, чем…

— Ваше величество, — прервал его великий визирь, — мне только что доложили о событии огромной важности и секретности. Позвольте поговорить с вами наедине.

Когда зал опустел, Джамалудин-паша поднялся и подошел к султану.

— Что у вас на уме, паша?

— Ваше величество, позвольте мне говорить откровенно.

— Прошу вас.

— Надеюсь, вы простите мне то, что я прервал аудиенцию с госпожой Коэн, но я не могу молчать — я полагаю, что вы поступаете неразумно, спрашивая совета у такого дитя.

Абдул-Гамид погладил себя по затылку:

— Почему же?

— Прежде всего, потому, что госпожа Коэн не вполне понимает политическую ситуацию и характер наших отношений с Россией и Пруссией. Она сама это признала. Во-вторых, неслыханно, чтобы правитель советовался с ребенком, не важно, по какому вопросу. В-третьих, мы ничего не знаем о ее политических взглядах. Может быть, в эту самую минуту она передает сведения Монсефу-бею или преподобному Мюлеру. Она может оказаться шпионкой, работать на русских или румын, на французов, в конце концов.

— Благодарю вас, — сказал султан, — за то, что вы так четко изложили свой взгляд на этот вопрос. Ваши советы бесценны, как всегда. Но в данном случае я не могу с вами согласиться.

Джамалудин-паша посмотрел на телеграмму.

— Госпожа Коэн, — продолжал султан, — сегодня не услышала ничего такого, о чем всякий не узнает завтра из газет. То, какой мудрый совет она дала, показывает, что она прекрасно разобралась в том, что происходит. Что же касается того, можно ли следовать совету ребенка, я склонен считать, что мудрость совета не зависит от того, кто его дал. Думаю, вы согласитесь с этим.