Майкл Лукас - Стамбульский оракул

Все шесть ящиков документов — сотни страниц бряцания оружием и взаимных упреков были изучены. Но вот что сказать, когда султан попросит у нее совета, — этого она до сих пор не знала. Так уж случилось, что положение на карте мира связало судьбы двух государств в кровавый узел, который они и не пытались ослабить, то сражаясь за земли, в сущности не столь важные для обеих сторон, то вооружая армии, то заигрывая с Великими Державами. Даже знай она, что сказать, разве ей, Элеоноре Коэн, удастся примирить этих упрямых могущественных противников?

Трижды за ночь гудок туманного горна подсказывал бесприютным кораблям путь через пролив, трижды нарушал сон стамбульцев. Четвертый гудок разбудил Элеонору, которая задремала незадолго до рассвета. Пробуждение было окончательным. До завтрака было еще далеко, но огонь на кухне уже горел. Торговцы лепешками нарушали утреннюю тишину, напоминая крикливых чаек, отбившихся от стаи. Хвостатые хищники, мяукавшие всю ночь под окнами, вернулись в свои логова с добычей. Раз уж заснуть не удастся, надо еще раз просмотреть документы, решила Элеонора.

Она не особенно удивилась, застав бея в библиотеке, но его вид поразил ее. Он проспал всю ночь в кресле у камина, сюртук совсем измялся, глаза покраснели, веки набрякли, как бывает у ленивых собак. На столе рядом с ним стояла пустая чайная чашка и керосиновая лампа, рядом лежала связка писем. Ящики мирно пребывали на своем месте под портьерами. Элеонора прикрыла дверь, с ногами вскарабкалась на стул напротив бея и обхватила колени руками. Она смотрела, как он спит, в камине потрескивал огонь, но тут сквозь портьеры в комнату проник первый луч солнца, бей шевельнулся и открыл глаза.

— Элеонора. — Он обвел глазами библиотеку и чуть слышно спросил: — Сейчас утро?

— Да, почти.

Он встал и тщательно расправил смятую одежду.

— Мне было никак не заснуть, — сказал он и бросил взгляд на рисунки на столе.

Элеонора поджала ноги под платьем.

— И мне.

Они помолчали, бей извлек пенсне из внутреннего кармана, поискал носовой платок, не нашел и протер стекла о рубашку. Потом он взял два верхних письма из связки и протянул ей.

— Я думал подождать, пока ты чуть повзрослеешь. Но по-моему, время уже пришло.

— Спасибо, — ответила Элеонора, хотя не очень понимала, за что благодарит.

— Я, пожалуй, оставлю тебя. Тут есть над чем подумать, — сказал он и ушел, унеся остальные письма с собой.

Элеонора склонилась над письмами, которые дал ей бей. Она узнала одно из писем: то самое, что она нашла несколько месяцев назад в ящике полковничьего стола. Все грязное, заляпанное, в отпечатках пальцев, без марки и почтовых штемпелей, без обратного адреса. На конверте написано: «Госпоже Дамакан для передачи Монсефу Барку-бею». Она прижала конверт к лицу и вдохнула. Сложенная вдвое бумага по краям пожелтела, два листа были с обеих сторон исписаны мелким, торопливым почерком. Чернила уже начали выцветать, но при свете утреннего солнца она без труда смогла разобрать написанное.

От души надеюсь, что это письмо найдет Вас в добром здравии и полном благополучии, хотя я совсем не уверен, что оно вообще когда-либо попадет к Вам в руки. Ни в коей мере я не сомневаюсь в надежности моей посланницы или в ее горячем желании передать Вам эту эпистолу, тем более что я пишу по ее настоянию. Но судьба женщины, которая решается в одиночку совершить такое путешествие, да еще в самый разгар войны, не может не вызвать некоторого опасения. Как бы то ни было, другого выхода у меня нет. Телеграфная связь до сих пор не восстановлена, почтовая служба не работает.

Как Вам известно, Констанца пала под натиском русской кавалерии около двух недель назад. За это время я стал свидетелем таких ужасов, которые не мог даже помыслить: грабежи, поджоги, вандализм, чудовищное насилие над женщинами. Не время сейчас рассказывать обо всем, хотя забыть то, что я видел, мне не удастся до конца моих дней. Добавлю лишь то, что репутация казаков оказалась вполне заслуженной: они грубы, жестоки и, все как один, пьяницы. С сожалением признаю, что османское войско ничуть не лучше. Те несколько сотен трусов, что были расквартированы в Констанце, бежали накануне атаки, оставив город без защиты. Однако не буду занимать Ваше время этими подробностями. Не сомневаюсь, что Вы слышали немало подобных рассказов, а я еще не сообщил Вам самого главного.

Как раз в то время, когда русские грабили город, у моей дорогой жены Лии начались схватки. Вскоре после рождения нашей дочери она умерла от потери крови. Ее смерть омрачила радость от появления первенца. Только теперь, по прошествии времени, мне достало сил написать Вам. Глупо, конечно, строить пустые предположения, но я все думаю, что, принимай роды наги местный врач, доктор Гусек, Лия осталась бы в живых. Но доктор был занят ранеными, пришлось довериться опыту двух повитух-татарок, которые каким-то чудом оказались на пороге моего дома как раз во время схваток.

Они сказали, что к моему дому их привело древнее пророчество, какие-то знаки — птицы, табун лошадей, луна, что-то в этом роде. Честно сказать, я не очень поверил им, да и не было сил вдумываться. Однако помощь этих женщин, одной из которых я и доверил послание к вам, оказалась неоценимой — не знаю, что бы я делал без них. Они согласились пожить у меня и вести хозяйство до своего отъезда в Стамбул. Неделю назад я телеграфировал Вам, что по прибытии в столицу обе они будут искать работу и я бы рекомендовал их Вам как незаменимых помощниц по хозяйству.

В заключение хочу присовокупить небольшую личную просьбу. Так случилось, что у моего дитяти есть только один родитель, да и близкой родни почти никого. Поэтому мне хотелось бы обезопасить ее будущее на случай моей смерти. Я не перестаю повторять, что считаю Вас, дорогой друг, одним из самых достойных, честных и благородных людей, с которыми сводила меня судьба, поэтому для меня было бы большим облегчением знать, что Вы позаботитесь о моей дочери, если со мной произойдет какое-либо несчастье, что Вы выполните мою просьбу, хотя она и передается Вам весьма странным способом. Искренне надеюсь на скорую встречу при более счастливых обстоятельствах.

Пока же остаюсь

Ваш преданный друг

Элеонора дочитала, аккуратно сложила листки и убрала их обратно в конверт. Она теребила подол платья и смотрела на серый пепел, в который превратился яркий огонь. В голове проносилось множество мыслей, но ни одну она не могла удержать. Сколько же всего в этих строчках: пророчество, кони, птицы. Отец не очень-то поверил рассказам госпожи Дамакан о знаках, а его мнению Элеонора доверяла. Но ведь вот оно тут, на листке бумаги: предсказание, древнее суеверие, природу которого она не в силах понять. Ей столько всего надо еще узнать о самой себе, об отце, о стае, о госпоже Дамакан и о бее, об обстоятельствах ее рождения, о повитухах, о пророчестве и прежде всего о том, почему все это от нее скрывали. Она чуть не забыла о другом письме. Оно тоже было адресовано Монсефу-бею, на штампе стояла дата — середина февраля. Это послание было гораздо короче первого. Элеонора вытащила листок и пробежала его глазами.