Виктор Карпенко - Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча

Из терема боярина Семена Рогозина провезли постель на княжеский двор. Возок, груженный перинами и подушками, в окружении слуг боярских медленно продвигался по очищенной ради такого случая от снега улице. На облучке старший постельничий со святым образом в руках, а за возком — сваха — не великая княгиня нижегородская, а боярыня Февронья — дородная, голосистая, боевая. Во главе постельничего поезда — дружка, вызвался воевода Данила Петрович — важный, осанистый.

К полудню на Соборную площадь, народом заполненную, въехал свадебный поезд: в возке — красавица-невеста, верхом на аргамаке — жених. Паперть собора устлана камкой, атласом, под ноги жениха и невесты кладут ковер и пару соболей.

Сияющая от счастья Ростислава медленно выходит из возка и, опираясь на руку Ярослава, следует в храм.

— Глянь-ка, совсем девка стыд потеряла! Зубы кажет! — доносится до Ростиславы. — Ей бы голову пониже, да слезу пустить! Ведь к алтарю идет, не на посиделки…

«Глупые бабы! — мелькает мысль. — Счастье-то какое с милым венец принять!»

Шумит народ, галдит, рыгочет в предчувствии свадебной каши.

— Хороша девка! И жених хочь куда! Говорят, князь булгарский!

— Татарский! Из самой Орды!

— Да наш он! — кто-то уверенно говорит из толпы. — Рязанский!

— А что, мужики, попьем ноне во здравие молодых? Сладок, поди, медок княжеский, — заломив на затылке поярковую шапку, тряхнул кудлатой головой красномордый мужик.

— Попьем! — откликаются ему.

Вот и храм. Молодые поднимаются по ступеням на паперть по парчовой дорожке, проходят в распахнутые двустворчатые двери. Горят свечи. Священники, в золоченые ризы одетые, сосредоточенно строги. Обряд ведет сам епископ Алексий — высокий, осанистый, зычный.

Идет венчание чередом. И вот уже обводят молодых вокруг алтаря.

Малиновым звоном заливаются колокола. Молодые выходят из собора.

Свадебный поезд въезжает на княжеский двор. На пороге терема великий князь нижегородский с княгиней. Они целуют молодых, осыпают зерном, хмелем, золотыми и серебряными монетками, чтобы жилось сытно, богато, весело.

Расселись в палатах княжеских по свадебному чину, и начался пир.

Пили чаши заздравные, пили хвалебные, пили приветные… рекой лилось вино ромейское, меды сладкие, хмельные… шум, гам, ряженые, кругом голова… Свадьба!

Народ пировал на княжеском дворе, кому посчастливилось — в тепле: в гридницкой, в избе посольской, в огромном сеннике, откуда загодя убрали сено: от греха подальше… За хмельными чашами обсуждали молодых, дивились тому, что великие князья владимирский и московский Дмитрий Иванович и нижегородский Дмитрий Константинович приняли такое участие… Чудно́ это!

За княжеским столом другие разговоры.

— А тебе, князь Ярослав, ведомо, что ошельские земли издавна русским князьям принадлежали? — громогласно вопрошает епископ Алексий и сам же отвечает: — Еще во времена великого князя владимирского Георгия Всеволодовича его посольскому боярину Роману царь Булгарии пожаловал титул княжеский и земли круг Ошела. А позже, когда правил булгарами эмир Гази Барадж, земли те перешли к его внукам. А эмир тот пришел в Булгарию из Нижнего. Он там сидел воеводою и князем Георгием поставлен был. Так что все в руках Господних, и ты, Ярослав, помни об этом!

Уже поздней ночью, когда многих свалил коварный хмельной мед, Данила Петрович встал из-за стола и, обращаясь с поклоном к великим князьям, объявил:

— Князь Ярослав Тихонович и княгиня Ростислава Ниловна челом бьют, чтобы пожаловали к ним завтра пировать.

Затем он пригласил на пир князей и бояр званых, княгинь и боярынь, да всех по имени с великим уважением и почетом. После чего с важным видом Данила Петрович подходит к столу, за которым сидят молодые, и забирает стоящее перед ними блюдо с горбушкой хлеба и сыром. Завернув все это в скатерть, передает слуге и велит узелок нести в ложницу. Между тем боярин Нил Семенович выводит дочь свою из-за стола и, передавая ее руку Ярославу, со слезливой дрожью в голосе произносит:

— Судьбами Божьими дочь моя приняла венец с тобой, князь Ярослав, и тебе бы жаловать ее и любить в законном браке, как жили отцы и отцы отцов наших.

С благодарностью и уважением целует Ярослав тестя в плечо и принимает от него руку своей молодой жены. Осыпаемые зерном и хмелем, молодые направляются в ложницу. Вместе с ними важно выступают старшая сваха, тысяцкий, постельничий да боярыни, коим надлежит раздевать молодую княгиню ко сну.

Вот и спальня. Горят свечи, мерцает лампадка под образами. Постель убрана по чину: на стоящих стоймя снопах ржи, накрытых ковром, перина; поверх нее расстелены одеяла; по углам на торчащих прутьях висит по паре соболей и по калачику крупчатому; в стороне — поставец, а на нем множество кружек с различным питьем, с медом и квасом, да ковш, в дальнем углу еще одно ложе, в ближнем — кумган [31] Кумган — кувшин с носиком, ручкой и крышкой. с водой, два таза, лохань, полотенца, халаты…

Молодые присели на ложе.

Нил Семенович снимает покрывало с дочери, а боярыни, уведя княгиню за занавесочку, переодевают ее в рубаху. После чего все торопливо покидают ложницу, боярышни поглядывают на молодых, похихикивают.

Вот и одни.

— Устала, лада моя? — обнял молодую жену Ярослав. Та лишь склонила на его плечо голову.

— Не очень, — отозвалась Ростислава тихонько. — Пождем маленько… По обряду нас еще кормить должны прийти…

— Ведомо то, — уныло протянул Ярослав. — Потому сапог и не снимаю. А хочу снять, спасу нет…

— Эх ты, князь ошельский… Терпи! — прижалась горячим телом к широкой груди мужа Ростислава. — Сама, боюсь, огнем вспыхну… О! Никак уже топают! Слава богу! Не заставили долго ждать, — весело воскликнула Ростислава и, отодвинувшись от мужа, накинула на плечи огромный пуховый плат.

Доля добычи нижегородских князей от похода на булгар оказалась настолько значительной, что Дмитрий Константинович по весне начал строить каменную церковь Николы на Бечеве, а позже — принялся готовить фундаменты под каменный кремль, и начал его с проездной башни, получившей название Дмитровской. Борис же Константинович свою долю употребил на строительство города-крепости Курмыш, что на левом берегу Суры. Ярослав со своей долей серебра по первой воде на четырех пабусах спустился вниз по Волге до Укека и там выкупил полторы сотни полона. Затем прошел до Бельджимана, где купил еще две сотни рязанцев, поставленных на рабские рынки татарским князем Тагаем, ходившим изгоном в рязанские земли. Под охраной нанятой сотни татарских нукеров приобретенных работников и работниц Ярослав отправил пешим ходом в Ошел. Сам же продолжил путь в столицу Орды Сарай-Берке. Проходя мимо Сарай-Бату — бывшей столицы Золотой Орды, Ярослав выкупил еще пять десятков молодых сильных мужчин, в прошлом княжеских дружинников. Он объявил им, что дарует свободу, и тут же предложил стать его дружинниками. Все пять десятков без колебаний согласились. Немедленно были одеты, обуты, вооружены и вместе с тремя десятками нукеров составили охрану князя Яра.