К. У. Гортнер - Клятва королевы

— Хорошо, — согласилась я, — доспехов не будет. Слишком жарко. Только нагрудник и меч, — добавила я, — на случай одного из происшествий, о которых вы так тревожитесь.

Сеньоры не могли скрыть волнение, но я чувствовала, что беспокоятся они не столько за меня, сколько о том, как бы не пришлось меня сопровождать; пожилые вельможи вроде них не желали оказываться в непосредственной близости от фронта, если имелась возможность этого избежать. Они предпочитали отправлять слуг, сыновей, кого угодно, кто мог бы сражаться вместо них. Их трусость вызывала у меня смех. Вся более молодая знать собралась под нашими знаменами; даже сеньоры средних лет, вроде Медина-Сидонии, по колено ходили в крови неверных во имя нашей славы.

— Как вы сами мне напомнили, я ваша царствующая королева, — сказала я. — Если встану рядом с мужем в час его победы, это вдохновит наших людей на новые подвиги. И я намерена отправиться туда не как хрупкая женщина, но как воин, готовый сражаться и умереть за Кастилию, подобно им самим.

Чакон широко улыбнулся, когда я прошла мимо него к двери. Неделю спустя королевский оружейник доставил в мои покои прекрасный нагрудник, изготовленный из закаленного железа и украшенный золотисто-черным сетчатым узором. Изнутри он был выложен красным бархатом на фланелевой подкладке и полностью соответствовал форме моего бюста.

Когда мастер помог мне его надеть и застегнул ремни, мне показалось, будто меня заключили в камень.

— Тяжелый, — сказала я, неуклюже поворачиваясь к зеркалу. — Они всегда такие?

Мастер шагнул ко мне, поправил нагрудник:

— Это самый легкий из всех, что мне когда-либо доводилось делать, Majestad. Доспехи, которые носят наши сеньоры и его величество, почти вдвое тяжелее, поскольку состоят из нескольких частей для защиты всего тела.

— Вдвое?

Я по-новому оценила наших солдат, представив, каково это — взбираться по крутому склону под палящим зноем, таща на себе такую тяжесть. Повернувшись, взяла меч — узкий сверкающий клинок с украшенной рубинами и изумрудами рукояткой в форме короны. Он тоже оказался тяжелее, чем я ожидала. Вернувшись к зеркалу с мечом в руке, я отчетливо вспомнила миг из детства, когда мы с Беатрис смотрели на закат над Авилой и спорили о предназначении слабого пола.

«Кто сказал, будто женщина не может взять меч и крест и отправиться в Гранаду на войну с маврами?»

— Она права, — вслух проговорила я и увидела в зеркале взгляд Инес.

— Кто, сеньора?

Улыбнувшись, я покачала головой. Беатрис была в Кастилии, заканчивала собирать вещи и готовила моих младших детей к путешествию на юг, чтобы присоединиться к нам.

Как же она разозлится, узнав, что пропустила такое!

Усталые и окровавленные солдаты подняли радостный шум, неожиданно увидев меня верхом на белом коне, в нагруднике и с мечом на поясе. Их приветственные крики эхом отдались по зияющим провалами укреплениям разрушенного города, и я поняла, что была права, явившись как одна из них, а не как высокомерная королева, что прибыла пожать плоды их тяжких трудов. Пленные неверные падали на колени, касаясь лбами пыли; их женщины набирали горсти обожженной земли и с рыданиями посыпали ею головы, вне себя от горя.

— Взгляни на них, — восхищенно проговорил Фернандо. — Они тебя боятся.

— Неудивительно, — ответила я. Поднялась на помост, повернулась лицом к солдатам и объявила: — Возношу вам сегодня хвалу, ибо, как и подобает рыцарям, вы защитили нашу веру от опасностей, угрожающих нашей стране. Богу ведомо, что наше дело правое, и Он не забудет тех тягот, что вам довелось вынести, вознаградит в раю. Я же от всей души благодарю вас за ваши жертвы!

В знак уважения к их отваге я сняла широкополую шляпу с кистями, открыв палящим лучам солнца мои потемневшие с возрастом каштановые волосы. Последовал приветственный рев, заставив пленных неверных съежиться. Я восторженно схватила Фернандо за руку, и мы подняли к небу наши ладони с переплетенными пальцами.

— Tanto monta, monta tanto! — воскликнула я. — Вперед в Малагу, к победе!

В ту ночь Фернандо принял меня со всей страстью.

— Ты моя королева-воин, — шептал он, раз за разом входя в меня. — Подари нам сына, mi luna. Подари нам еще одного принца.

Но несколько недель спустя мои месячные возобновились. Когда прибыла Беатрис с моими детьми, я призналась ей, что после рождения Каталины менструации стали нерегулярны, иногда сопровождались сильными спазмами, хотя мне еще не исполнилось сорока.

Я расхаживала по алькасару в Кордове, словно львица в клетке, понимала, что не могу даже оправдать свое бездействие необходимостью беречь дитя в утробе, и вдруг осознала, что мне следует делать. Едва услышав, что наша армия окопалась перед Малагой, я надела нагрудник и меч, оставила младших детей на попечение Инес и отправилась с Беатрис и Исабель вдохновить наши войска.

При виде Малаги, стоявшей на берегу сапфирового моря в окружении гор Сьерра-Бланка, у меня захватило дух. Знойный майский ветер шелестел листьями пальм и финиковых деревьев; над высокими крепостными валами города висела густая пелена дыма и благовоний, пропитанная богатым ароматом трав и пряностей.

Мавры знали о наших намерениях, предупреждением о которых им послужили события в Лохе. С крепостных стен смотрели пустыми глазницами полуразложившиеся головы наших павших; наша армия, насчитывавшая теперь пятьдесят тысяч человек, двигалась по выжженной равнине подобно ангелам мщения.

Город со ста двадцатью укрепленными башнями притаился у подножия иззубренных гор, подобно величественному льву. Скрывая боль при мысли об опустошении, которое нам придется причинить, я поддерживала боевой дух солдат и проверяла наличие припасов, ужинала с командирами и следила, чтобы доспехи и меч Фернандо были как следует смазаны, оберегая его от неудачи в бою. Основная надежда была на новые пушки и катапульты, способные крушить стены, с которых мавры могли поливать нас горячим маслом, кипящей смолой или обстреливать отравленными стрелами. Но и рукопашной схватки избежать не удалось, и я без конца тревожилась, наблюдая за боем с безопасного расстояния вместе с Исабель и молясь, чтобы с мужем ничего не случилось.

В течение многих дней мы штурмовали стены Малаги. В воздухе висело удушающее облако каменной пыли, вынуждая нас завязывать тряпками носы и рты. Пыль оседала везде и на всем: на одежде, постелях, утвари, даже еда и питье были со вкусом песка. Мы знали, что будет нелегко, объясняла я дочери, сидя вместе с ней в шатре и слушая непрекращающийся звон колоколов, который по моему приказу продолжался днем и ночью. Звук этот смешивался со стонами раненых и воплями отчаяния оказавшихся в ловушке жителей Малаги. И все же сверхъестественная выносливость мавров удивляла даже меня; учитывая, что в порту стояли наши корабли, не давая возможности покинуть город, голод и болезни уже должны были взимать свою зловещую дань.