Михаил Колосов - Новые крылья

Анну устроил отдыхать, а сам вернулся к гостям и напился вина вместе со всеми.

Те гости, что не уехали вчера, разъехались сегодня до второго завтрака. Остались только мы. Новые Вольтеровские фавориты-музыканты сейчас у него не живут. Я все оттягивал, придумывал, как половчей и оригинальней уведомить Аполлона, но так ничего не выдумал особенного. Выложил просто как есть:

— А знаете, Аполлон Григорьевич, мы ведь с Анной не одни из Петербурга приехали, Михаил Александрович тоже здесь, в Италии. — Вольтер аж подскочил.

— Миша! Это отлично!

— Правда, у нас его некоторым образом похитили.

— А! Уже с каким-нибудь маркизом итальянским спутался!

Я давай в подробностях излагать нашу водевильную историю. А.Г. почему-то не на шутку забеспокоился, заявил, что завтра же все выезжаем в Турин. История странная и требует его личного разбирательства. Я обрадовался очень.

Вечером сидели в опере. В собственной ложе Вольтера. Сам А.Г., его доктор мистер Даг Рид, Анна, я и молодой итальянец — подающий надежды композитор. Скáла — воплощение роскоши. Ни один собор не сравнится. Ослепительно. Я даже немного подавлен был таким великолепием. А вот Анна моя неожиданно проявила недюжинную осведомленность. Они с Вольтером наперебой перечисляли десятки итальянских фамилий певцов и певиц, сравнивали Скала и Гранд Опера, со знанием дела смаковали подробности представлений прошлых лет. Я сначала возгордился Анной, потом несколько приуныл — соскучился, и за себя стыдно стало, потом снова воспрял, радуясь, что хоть кто-то из нас двоих может соответствовать. Несомненно, место Демианова здесь. Какое счастье, что В. Лично завтра за ним поедет! Часа четыре после спектакля не мог избавиться от ощущения звучащей в ушах музыки.

Наши с Анной спальни соединены между собой общей ванной комнатой. Палаццо построено лет двести назад, а внутри все устроено роскошно с новейшими усовершенствованиями.

В Турин отправились почти той же компанией: Вольтер, я, Анна, доктор и еще Митя. Между прочим, Митя доктора Рида недолюбливает — с подозрением относится к его чудодейственным уколам. Ну, бог с ним. У него свои представления о том, что Аполлону хорошо. На мой взгляд, А.Г. действительно поздоровел. Похудел, вообще выглядит гораздо лучше. Он взял странную манеру, когда обращается по-фр. к одной Анне — называет ее мадемуазель Мария, меня одного величает юный Иосиф, а сразу двоих зовет по-русски Сашка и Машка. В дороге отчего-то стало мне тревожно за Демианова. Чтобы развлечься, я стал рассказывать наши с Митей багажные приключения, вышучивая его скаредность. А.Г. поддержал мои шутки. Видно, за Митей он и прежде замечал подобное. Доктор стал смотреть на меня гораздо теплее. Благодаря моим шуткам над Митей, или просто привыкает понемногу? Очень он красив. Такое свежее, почти кукольное лицо. Оставив Анну, Митю и доктора дожидаться нас в маленькой траттории на террасе, отправились с А.Г. к графине. Привратник узнал меня и впустил без разговоров, провел в гостиную. Тревоги оказались не напрасными: графиня сдержанно сообщила, что сеньор Демианов не гостит у нее больше. Горло мое перекрыл холодный комок, который я проглотил ценой невероятных усилий. Вольтер с обезоруживающей, обескураживающей бесцеремонностью подошел к графине, взял ее под руку, и, заявив, невозмутимо по-фр.: «мадам, прошу вас, пройдемте к вам в кабинет», повел ее так, как будто точно знает, куда нужно идти. К моему изумлению, графиня не позвала слуг, не возмутилась такой наглости, вообще ничего не сказала, а покорно пошла. Я остался ждать один в гостиной. Самоуверенно думая, что подражаю В. в его раскованности, уселся в кресло без приглашения. Ну что ж, что пригласить было некому, как и оценить мой смелый поступок. И хорошо, что сел. Вольтер отсутствовал минут двадцать, не меньше. Мне они показались вечностью. Я уж начал подумывать, что он покинет палаццо как-нибудь с черного хода. И неизвестно еще, своей волей, или насильно его вытолкнут. Но разве можно было о нашем Аполлоне так думать! — Прошел через гостиную, не останавливаясь, едва повернув ко мне голову, сказал: «пойдем», и мы вышли на улицу. Только я открыл рот, чтобы спросить, Ап. Григ. сам воскликнул:

— Занятная интрижка! Прямо роман!

— Куда ж мы теперь, Аполлон Григорьевич?

— Сперва пообедаем.

В ресторанчике А.Г. поведал всей компании, что узнал от графини. Персоной Демианова заинтересовались разные высокие особы, как светские, так и духовные. Письмо, о котором он мне сообщал, всё еще ищут. Или, как выражается Вольтер, до сих пор решают, найти или нет. И самое важное: Если письмо все-таки найдется, Демианов окажется наследником фамильных драгоценностей баснословной стоимости. Но дело совсем не в их цене. Драгоценности эти условно принадлежат нескольким знатным семействам, хранятся у нотариуса и выдаются по частям на время, с соблюдением иерархии и черти-каких условий, дочерям-невестам и избранницам сыновей в день бракосочетания исключительно на церковную церемонию и последующее праздничное пиршество. Вот эти-то драгоценности были завещаны, так называемому, русскому младенцу.

Мы все онемели. Только Анна спросила:

— Что нам теперь делать?

— Придется выяснить, куда они дели нашего принца.

— Как это «куда дели»? Что случилось?

— Захворал он и где-то лечится.

Шоферу-итальянцу было велено искать пресвитерий.

На переговоры с каноником ходил один Вольтер. Но после мы узнали, о чем там говорилось: Дело о драгоценностях будет передано адвокатам А.Г. здесь, в Италии и там, в России. Из России будут доставлены доказательства того, что Демианов правнук и наследник их бесценного младенца. Что младенец — именно тот, привезенный князем Юсуповым, отданный им на воспитание и наделенный соответствующими именьями. А все заинтересованные персоны пусть готовят денежки, чтобы выкупить у Демианова принадлежащие ему драгоценности. Оценкой займутся тоже люди Вольтера. После А.Г. выразил желание увидеть своего друга. Каноник безропотно согласился нас препроводить.

Подъезжая к воротам, мы с Анной единодушно ахнули и в один голос спросили:

— Он в монастыре?!

— Не совсем. При монастыре есть гостевые домики. В одном из них пожелал поселиться сеньор Демианов.

— Пожелал?

— Надеюсь, он сам вам все сейчас объяснит.

Я, было, прошел вслед за Вольтером в крошечный домик, состоящий только из подобия сеней и небольшой комнаты. Но В. бесцеремонно меня отодвинул, в комнату, где был (в приоткрытую дверь я это увидел) Демианов, вошел один и дверь перед моим носом захлопнул. Я успел заметить, что М.А. бледный полулежит на кровати одетый и наполовину укрытый пледом. Признаюсь, я не в силах был ни войти вовнутрь, ни выйти наружу, так и остался стоять в полутемных сенцах. Разумеется, я слышал все. М.А. нездоровится, у него возобновились мигрени. К тому же, утомленный всей этой гротескной суетой с письмом и наследством, он захандрил и затосковал по Петербургу. Аполлон успокаивал его, уговаривал, как дитя, настойчиво звал к себе. Миша плакал и просил А.Г. отправить его домой. Жаловался, что давно ничего не писал. И роман заброшен и стихов ни строчки.