Юлия Голубева - Калигула. Тень величия

— Как здоровье Авла? — резко сменил тему Эмилий, недовльным похвалой своему бывшему сопернику.

— О! Слава Эскулапу! Он уже начал ходить без палки! — радостно ответил Луций.

— Я слышал, что его супруга Петрония покинула Рим, купив виллу около Сиракуз, — сказал Лепид. — Неужели нет надежды на их воссоединение?

Вителлий искоса глянул на него и обиженно отвернулся. Звук трубы возвестил появление цезаря. Присутствующие поспешно поднялись на ноги и обомлели при виде императора. Лицо Калигулы наполовину скрывала позолоченная кудрявая борода, на голове красовался высокий шлем с ярко-красным гребнем, облачен он был в одеяние триумфатора, а в руках нес золотую молнию. Первым опомнился, конечно же, Луций Вителлий. Он простерся ниц и вскричал, не поднимая головы:

— Приветствуем тебя, Юпитер Латинский! Бог-громовержец грозный и славный!

Остальные последовали его примеру, славословя римского бога. Идущие следом Агриппина и Ливилла тихо переговаривались друг с другом и улыбались. Агриппина несла на руках маленького Агенобарба, его рыжие кудряшки выбивались из-под детской шапочки. Малыш радостно улыбался и потрясал маленькими кулачками. Девушки сели по обе стороны от Лепида, причем Ливилла заботливо поправила какую-то складочку на его и без того безупречной тоге.

— Зачем ты притащила на казнь мальчишку? — сердито спросил Эмилий Агриппину, едва стихли восторги и все заняли свои места.

— Кровь, что течет в его жилах, сделает его мужественным и смелым, а подобные зрелища закалят дух, — надменно ответила она и поцеловала малыша в пухлую розовую щечку. «Особенно, если ему предначертано стать цезарем Римской империи», — добавила она мысленно.

— Смотрите, — прервала начинающуюся перепалку Ливилла, — здесь жених и невеста!

Она указала на сидевших неподалеку Клавдия и Мессалину.

— Что-то у нашей подруги вид весьма помятый и невеселый, — сказала Агриппина.

— Эй, Мессалина! — крикнула Ливилла. — Каково отхватить самого завидного жениха империи?

Гости все, как один повернувшись к ним, громко засмеялись. Валерия густо покраснела и сжала губы.

— Старик еще годен для любовных забав? Ты уже проверила? — поинтересовалась Агриппина.

— Он, наверное, трясет головой во время утех? — продолжала насмехаться Ливилла. — Вот уж воистину совершенная пара! Вулкан и Венера!

Мессалина молчала, отведя взгляд в сторону. Будь ее воля, она вцепилась бы в волосы ненавистной Ливилле.

— Прекрати, сестра, — вмешался Калигула, в шутку потрясая своей молнией. Его голос из-за накладной бороды звучал глухо. — Не завидуй чужому счастью! Иначе я и тебе найду достойного жениха! Что скажешь насчет Гатерия Агриппы?

Морщинистый седовласый сенатор, такой же древний, как сам Рим, гордо подбоченился и послал девушке воздушный поцелуй.

— Он уже схоронил пятую жену! — потешался Гай. — И сейчас в поисках новой невесты!

— О, нет! Прекрати, брат, — взмолилась Ливилла, кидая гневный взгляд на Агриппу. Тот сник и продолжил обгладывать косточки перепелки, вымоченной в родосском вине и запеченной с базиликом.

Калигула повернулся к рабам и вскинул свою золотую молнию. Те поспешили скинуть навес, и взорам собравшихся предстал медный бык с задранной вверх мощной головой.

Раздались удивленные возгласы. Кто-то поражался, что прославленное чудовище Фаларида слишком мало, кто-то выражал сомнение в том, издадут ли трубы достаточно громкий звук. И ни один даже в мыслях не выразил сочувствие тому, кому предстояло быть заживо зажаренным во чреве страшного изобретения.

Когда на поляну вывели Германика Гемелла, избитого, грязного, закованного в цепи, шквал негодования обрушился на него со всех строн. Все, как один, сыпали на его голову проклятия и пожелания гореть в Тартаре вечно.

Юноша шел, высоко подняв голову и ни на кого не обращая внимания. Его гневный и презрительный взгляд был устремлен только на Калигулу. Стражник грубо толкнул его в спину острием копья, принудив опуститься на колени, затем копьем же заставил распласться на траве перед золотым солиумом.

Калигула поднялся с места.

— Да свершится суд над подлым заговорщиком и гнусным отравителем, который, подобно змее, обманом вполз в мое окружение!

Германик вызывающе поднял голову.

— Ты — узурпатор! Убийца моего дяди и брата!

Золотая молния метко воткнулась в его рот, острым концом пронзив насквозь язык.

— Умолкни же навсегда, проклятый самозванец! — вскричал цезарь. Кровь хлынула изо рта юноши, он замычал от страшной боли.

Мессалина улыбнулась и сжала руку Клавдия.

— Я бы сама… — еле слышно прошептала она.

Один из рабов распахнул в боку быка небольшую дверцу.

— Добро пожаловать! — издевательски крикнул Калигула, и стражники потащили Гемелла к чудовищу. Он громко мычал и сопротивлялся. Возбужденные гости подались вперед, предвкушая невиданное зрелище.

Юношу грубо запихнули внутрь быка, и дверца захлопнулась, заглушив вопли обреченного.

— Несите огонь! — потряс Калигула окровавленной молнией.

На сложенные штабелем дрова рабы высыпали горящие угли из жаровни.

— Наш брат мог бы и сам зажечь эти деревяшки, метнув свою божественную молнию, — язвительно прошептала Агриппина на ухо сестре. Та подавила смешок.

— Я хочу выразить свою признательность и благодарность Эмилию Лепиду! — провогласил цезарь, едва первые языки пламени лизнули медное брюхо. — Именно он разоблачил этого проходимца, вступившего в сговор с моим главным врагом Невием Серторием Макроном. Малодушный предатель покончил с собой после неудачной попытки к бегству, умертвив перед этим свою жену. Их тела уже выброшены на Гемонию на всеобщее обозрение и поругание.

Польщенный Лепид улыбался, слушая похвалы, несущиеся со всех сторон.

— Ты — мой герой, — Агриппина обвила его шею руками, желая поцеловать, но Агенобарб заплакал, и это сделала за нее Ливилла, сказав ему те же слова.

Вителлий опять зевнул, наблюдая за языками пламени, лижущими брюхо быка.

— Не сработает, могу поспорить, — обернулся он к Эмилию. — Этому быку лет шестьсот. Неужели цезарь считает, что устройство еще исправно? Кого-нибудь в нем жгли уже?

Лепид равнодушно пожал плечами.

— Я и спорить не буду, — произнес он. — Главное, чтобы этот гнусный выродок сдох. А услышу я или нет его предсмертные вопли, не имеет значения.

— А я бы послушала, — мечтательно проговорила Агриппина.

В этот миг раздалось низкое утробное мычание. Девушки взвизгнули от неожиданности. Все гости замерли, прислушиваясь. Калигула опять потряс молнией, довольно улыбаясь. Его вызолоченная накладная борода сползла набок.

Опять послышалось мычание, и столько в нем было боли и тоски, что сердца у присутствующих сжались от ужаса. Огонь полыхал все жарче, охватывая бока медного зверя.