Валерий Замыслов - Горький хлеб

И тогда в помощь пищальникам воевода Федор Мстиславский послал до двух тысяч посадских ополченцев, давно рвавшихся в бой.

Слобожане с громогласными криками ринулись на татар:

— Круши басурман, посадские!

— Вперед, Москва!

— За землю русскую!

Ремесленные тяглецы встретили иноверцев ударами тяжелых дубин и топоров, палиц, сулиц и кистеней. Многие ловко орудовали длинными баграми и острыми рогатинами.

Татары дрогнули, усыпая поле трупами.

Караульный стрелец с Варварских ворот Давыд Одинец, потрясая бердышом, весело воскликнул:

— Удирают басурмане, братцы‑ы! А навались!

На бегу, подняв с земли окровавленный багор, Одинец зацепил им татарина, стащил с коня, а затем полоснул по нему саблей.

— Получай свою дань, поганый!

Семен Одинец взмахнул на басурманского коня и погнался за отхлынувшими монголами. Настиг одного джигита и свалил его саблей наземь. Помчался за другим. Но татарин вдруг на полном скаку остановил коня, натянул свой большой лук. Длинная стрела пронзила стрельцу насквозь горло. Семен Одинец свалился на землю, а испуганный степной конь, освободившись от отважного наездника, развевая черной косматой гривой, сминая копытами раненых, стремглав понесся к своему стану.

Среди русских вершников храбро рубились с погаными рязанцы ‑ Истома Пашков, Прокофий Ляпунов и Григорий Самбулов. Подбадривая друг друга воинственными криками, молодые дворяне разили мечами вертких и смуглых улусников.

Кряжистый Прокофий Ляпунов сражался сразу двумя мечами и при каждом ударе восклицал:

— Москва бьет с носка, мать вашу!..

Ему вторил высокий широкоплечий Истома Пашков:

— Помни Рязань, плосконосые!

А Григорий Самбулов, тряся кучерявой цыганской бородкой, опуская меч на татар по‑разбойному, словно филин ухал:

— У‑ух! У‑ух!

Не усидел в дощатом городке и Афоня Шмоток. Истово перекрестившись на золотые маковки Данилова монастыря, бобыль с пистолем за кушаком и обнаженной саблей один выскочил из ратного стана и шустро побежал к сражавшимся воинам.

И вид Афанасия в долгополом нараспашку кафтане и сдвинутом набекрень войлочном колпаке был настолько нелеп для ратоборца, что вызвал дружный хохот среди стоявших в лагере воинов. Глядя на тщедушную, с жидкой козлиной бороденкой фигуру, ратники кричали вслед:

— Нагонит мужичок страху на поганых!

— Пропала теперь Орда!

Первым делом Афоня Шмоток решил раздобыть для себя коня. Куда же ему в бой без лошади, да еще с малым ростом! И конь вскоре подвернулся. Низенький, гривастый, стоит смирно и лижет языком убитого басурманина.

"Вот и рысачок нашелся", ‑ довольно подумал Афоня, взбираясь на лошадь.

Конь сильно взбрыкнул задними ногами, и Шмоток, не успев взяться за поводья, шлепнулся наземь. Горестно вздохнул и, потирая свой ушибленный зад, Афоня вдруг перекрестился. Мать честная! Ужель пушки по полю зачали палить? Повернулся в сторону. Нет, слава богу! Это ратники на все поле над ним гогочут. Афоня погрозил им кулаком, поднялся и принялся выискивать себе нового коня. Но и второй оказался неподатлив.

"Басурманским коням словно кто перцу под хвост насыпал. Ну их к ляду. Надо свою пахотную кобылку подыскать", ‑ порешил Афоня, вновь почесывая бок.

Иванка Болотников был немало удивлен, когда услышал за своей спиной, в саженях пяти, знакомый, обрадованный голос:

— Нашел‑таки! Я тута, Иванушка. На подмогу к тебе при‑ше‑е‑ел!

Болотников попятил назад Гнедка и, утирая горячей ладонью пот с лица, устало улыбнулся приятелю‑односельчанину.

— Пошто ты сюда? Поезжай в стан. Зашибут тебя басурмане.

— Стыдно мне, Иванка, к своей Агафье возвращаться, коли поганого не убью. Ты вон как басурман колотишь. И мне в деревеньку охота Ерусланом прийти…

— Берегись! Татарин слева! ‑ поспешно предупредил заболтавшегося ратника Болотников.

Афоня, восседая на широкогрудом вороном коне, быстро повернулся и, почти не целясь, пальнул в живот нависшего над ним грузного татарина. Басурманин выронил из рук занесенную над бобылем саблю и рухнул наземь.

Афоня восторженно поднял пистоль над головой.

— Вот так‑то! Знай сверчок свой шесток!

Болотников, зорко поглядывая по сторонам, мельком посмотрел на бобыля и хмуро покачал головой. Сквозь драную сермягу просвечивало худосочное тело. Много ли надо такому хилому воину. Ему и трех минут в бою не продержаться.

А бобыль взбудораженный своей первой удачей, пришпорил лаптями коня, норовя ринуться в самую гущу джигитов.

Иванка придержал бобыльского скакуна.

— Возвращайся в стан. Без брони ты не ратник.

Афоня упрямо завертел головой.

— Не для того тебя битый час искал, чтобы восвояси удирать. Не простит мне осподь, ежели тебя на поле брани покину, ‑ прокричал Афоня.

И в эту минуту хвостатое татарское копье угодило в Гнедка. Конь споткнулся, жалобно и тонко заржал и вместе с Болотниковым повалился на поле, забившись в предсмертных судорогах и придавив Иванке ноги.

На застигнутого врасплох ратника наскочил с резким гортанным выкриком приземистый монгол в остроконечной с отворотами меховой шапке. Оскалив желтые зубы, замахнулся клинком. Болотников широко раскрыл глаза, а в голове в этот миг пронеслось: "Отвоевался Иванка. Вот и пришел твой смертный час".

Но тут бухнул выстрел. Это Афоня метко пальнул из второго ствола. Татарин шлепнулся рядом с Болотниковым. С кровавой пеной на губах, натужно хрипя, закорчился возле мертвого Гнедка, схватившись за живот.

Наехали русские всадники. Татары откатились назад. Афоня Шмоток соскочил с коня и помог Иванке выбраться.

— Спасибо тебе, друже. Второй раз ты меня от смерти спасаешь, вымолвил Болотников.

— Не зря я перед походом говорил, что сгожусь в ратном деле, ‑ шмыгнув носом, деловито вымолвил бобыль.

Болотников, печально взглянув на Гнедка, взмахнул на Афониного коня, а бобыля посадил позади себя.

— Держись за меня крепче. В стан тебя доставлю.

— Не хочу я в стан, Иванка. Бог любит троицу ‑ а я только двух поганых уложил.

— Моли бога, что жив остался, Еруслан. Хватит с тебя. Я тебя должен живым в вотчину доставить. А то без такого балагура на селе мужики с тоски помрут, ‑ на скаку, обернувшись к бобылю, прокричал Болотников.

Примчались к городку. Афоня соскочил с коня и тронул Болотникова за ногу.

— Слезай и ты, Иванка. Почитай, весь день с басурманами бьешься.

— Где из пистоля стрелять научился? ‑ не слушая бобыля, спросил Болотников.

— В ватаге у Федьки Берсеня. Вот послушай‑ка…

— Потом поведаешь. Оставайся в городке. Да гляди у меня ‑ в поле больше не лезь. Осерчаю, ‑ проговорил Иванка и, подтолкнув Афоню к тыну, снова поскакал к ратоборцам.