Клыч Кулиев - Непокорный алжирец [книга 1]

— Неподалёку один больной в очень тяжёлом состоянии. Если не ошибаюсь, гнойный аппендицит, нужна срочная операция, приехал вас просить. Я, честно говоря, боюсь.

Доктор согласился. Прежде чем ехать, они вместе зашли в палатку, к своему пациенту. Халед тут же проснулся, в усталых глазах его мелькнули удивление и радость. Ему, видимо, не верилось, что перед ним его друг — Ахмед. Засохшие губы дрогнули.

Доктор дружески улыбнулся Халеду.

— Лежи спокойно, Слим. Не двигайся… Всё в порядке. Поговорим потом, когда поправишься.

Халед благодарно смотрел на доктора. Он что-то хотел сказать, однако тот предупредительно поднял руку:

— Нельзя!

Проверив пульс больного и сделав ему укол, Решид, так и не позавтракав, вместе с Руа уселся в машину: нельзя было терять ни минуты.

Вскоре машина остановилась у опушки густого леса. Их словно ожидали, буквально за несколько секунд вокруг приехавших образовалось плотное кольцо людей. Особенно много было стариков и детей.

Соскочив на землю, капитан Ферхат поднял руку.

— Не напирайте, друзья! Осадите немного, а то вы нас раздавите!

Омар-ага, указывая на доктора, закричал что есть мочи:

— Люди! Поздравляю вас с радостью: хвала аллаху, полковник будет жить! Вот табиб, который принёс ему облегчение!

Сколько их собралось здесь! А где же селение, где дома? Сколько доктор Решид ни вертел головой, не видел ничего, похожего на строения. И только войдя в лес, разглядел в его сумраке многочисленные шалаши и землянки, лепившиеся друг к другу.

Омар-ага подвёл доктора к своему шалашу.

— Вот мой дом, са'аб табиб… Видите, куда загнали нас господа?

У доктора было такое чувство, будто и на нём лежит ответственность за всё содеянное, за ту ужасающую нищету, в которой жили все эти люди. Щемящую жалость вызывали дети. Они были истощены до крайней степени… Худенькие личики иссиня бледны, белки глаз у многих начали желтеть. Все ребятишки босиком, одеты в невообразимые лохмотья.

Доктор Решид направился вслед за Руа к землянке. Они спустились в четырёхугольную яму глубиной метра в полтора, глинобитные стены по краям этой ямы едва возвышались над землёй, крышей служила груда ветвей, накиданных на потолочные перекрытия и промазанных глиной. Пол был устлан камышом. Ни мебели, не утвари — ничего! Пузатый кувшин, закопчённый кумган, пара стоптанной обуви да старая шинель — вот и все вещи в этой лачуге. На улице светило солнце, а здесь было мрачно, чувствовалась сырость и в то же время душно было так, что становилось трудно дышать.

В углу на брезенте, заменявшем постель, под стареньким одеялом, скорчившись, лежал больной, у его изголовья, завернувшись в чёрные чадры, сидели две женщины.

Один из помощников Руа зажёг газокалильную лампу. Землянка осветилась режущим белесым светом. Доктор Решид опустился на колени возле больного, вглядываясь в страдальчески сморщенное лицо, нащупал пульс. Больной не шевелился и не открывал глаз. Одна из женщин, наверно жена, заплакала.

— Да будет долгой ваша жизнь, са'аб доктор, спасите его… — говорила она, рыдая. — Он один у нас, больше некому о нас позаботиться.

Руа стал её утешать. Доктор Решид поднялся и сказал по-французски:

— Вы правы, коллега. Оперировать нужно немедленно.

Руа поручил своему помощнику перенести больного в операционную и предложил доктору пройти к санитарным палаткам.

Несмотря на все немыслимые страдания, принесённые войной, жизнь в посёлке шла своим чередом. Несколько человек деловито собирали кору пробкового дерева, как будто её можно было сейчас продать, — очевидно, надеялись сделать это после войны. В другом месте Решид увидел парикмахера в белом халате — на открытом воздухе он стриг и брил. Устроившись прямо на земле с патефоном, молодой мужчина, закрыв глаза, тихо подпевал пластинке: «А яма ази-зен». Нет человека, который не знал бы этой песни. И всё-таки все — от мала до велика — с упоением слушали певца!

Странно устроена жизнь. Там льётся кровь, здесь — музыка. Доктор Решид с удовольствием слушал народные песни, но сейчас голос певца раздражал его — до песен ли теперь?.. А впрочем, разве можно целый народ облечь в траур? Да и нужно ли? Ведь он восстал, чтобы победить. И не вера ли в эту победу, не мечта ли о ней заставляет людей смеяться и петь?.. Не впадайте так быстро в уныние, дорогой доктор! Битва не бывает без жертв, но это не значит, что не должно быть песен…

Руа прервал путаные мысли доктора.

— Так устаю, что ноги не слушаются, — пожаловался он. — Целый день больной за больным, больной за больным — и каждому надо помочь. А силы уже не те.

Решид мог только посочувствовать своему коллеге, тот действительно работал за десятерых, тяжкие недуги были постоянными спутниками этих голодных, лишённых крова людей.

У одной из палаток собралась целая очередь. На ней большими буквами было написано: «Да здравствует Алжир и самостоятельность!». Проследив за удивлённым взглядом доктора Решида, Руа с удовольствием объяснил:

— Раздают подарки от Общества Красного Креста и Полумесяца.

Возле палатки громоздились ящики разной величины с надписями на французском, английском, русском, арабском языках: «Да здравствует героический алжирский народ!..», «Привет братьям алжирцам!..», «Долой колониализм!». Люди с пакетами в руках выходили из палатки и тут же принимались рассматривать их содержимое и от всего сердца благодарить далёких друзей, протянувших им руку помощи. Чего только не было в этих пакетах: консервы, чай, сигареты, обувь, одежда! Попадались даже детские игрушки.

— Доктор Руа! — послышался голос сзади. — Всё готово. Вас ждут!.

Не успел Решид после операции вымыть руки, подбежал запыхавшийся муджахид и сказал, что доктора Решида срочно хочет видеть майор Лакдар.

— Срочно? — с удивлением спросил доктор.

— Да, срочно, — подтвердил муджахид и добавил: — Машину за вами прислали.

Майор ждал Решида в своей палатке. Вид у него был крайне взволнованный, очевидно, случилось что-то серьёзное, предчувствие не обмануло доктора. Майор тихим, встревоженным голосом сообщил:

— Бенджамен арестован!

Лила во сне видела Ахмеда. Его будто бы истязали, потом бросили в пропасть. Она закричала, прыгнула за ним и… проснулась. Сердце гулко билось и замирало, ощущение ужаса не проходило. С ним случилось несчастье, автомобильная катастрофа, острый приступ болезни! Он лежит вдалеке от людей, где-нибудь в пыли, возможно, при смерти, никто ему не поможет! Лила встала — старалась отвлечься, гнала эти мысли. Наконец, не выдержала: хватит себя обманывать, надо пол любым предлогом поехать к нему домой и узнать у Джамиле-ханум, куда девался её сын. Она не Малике, сумеет у неё выведать, если, конечно, не случилось несчастья, о котором Джамиле не знает сама.