Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

-Зелоты. Хозяина и его челядь порубили. А дом сожгли.

-Какие зелоты?

-Разве у них спросишь? Примчались тут на конях, главарь их весь в черном, так и сверкает глазами.

-Бар-Аббас, - отчетливо произносит Иуда и поворачивается к своим спутникам. - Здесь нам не остановиться.

Иоанну на мгновение становиться жаль сирийца, а Матфей вспоминает группу всадников у своей таможни и их предводителя с серебряным кинжалом на поясе и хищной улыбкой на гордом лице. Эти магдальские развалины дают ему повод еще раз сказать себе, что он правильно поступил, продав таможню. Неспокойные времена наступают в Галилее, здесь можно запросто умереть только за то, что ты иностранец или мытарь.

Иуда вопросительно смотрит на Иисуса. В нескольких часах ходьбы на юг лежит царский город Тибериада, а там прямой караванный путь вдоль Иордана до самого Иерусалима. Именно по этому пути Марию везли в Иерусалим.

-Я хочу еще раз пройти по Галилее, - говорит Иисус.

Иуда понимающе кивает.

-Тогда нам следует купить еды. Петр, у тебя есть знакомые рыбаки в Магдале?

Задумчивый Петр кивает головой.

-Нужно купить рыбы на пару дней. До Каны мы вряд ли где-нибудь пообедаем.

-Я схожу, - вызывается Андрей.

Путники переходят на другую сторону дороги подальше от запаха гари и опускаются на камни у обочины. Иуда хмуро смотрит на серое, потемневшее небо. Менее всего ему хочется провести ночь под дождем на сырой земле.

-У меня есть вино, - говорит Матфей, указывая на мех, - не хочет кто-нибудь выпить?

-Налей, - соглашается Иуда.

Мытарь достает чашу из сумы, и они вдвоем выпивают. Иисус жестом отклоняет предложение.

-Учитель, мы пойдем через Галилею?- спрашивает Иоанн.

-Да. Ты против?

-Конечно, нет. Значит, мы пойдем той же дорогой, которой пришли сюда? И зайдем в Назарет?

Но в планы Иисуса это совсем не входит. Скопец всегда сжигает за собою мосты . Именно в этом необратимость дороги в Царство Небесное.

-Мы не будем заходить в Назарет, - строго выговаривает он. - Пусть мертвые остаются с мертвецами. Но ты, если хочешь, можешь зайти.

-Я просто спросил, - оправдывается он.

Возвращаются братья с плетеным коробом из ивовых прутьев.

-Вот, - хвастает Андрей, - я взял с запасом. Все твои деньги, друг, ушли, - сообщает он Иуде, который выдал ему несколько денариев.

Иуда небрежно кивает.

Все свои сбережения братья оставили матери и Цилле, прихватив лишь горсть шекелей на дорогу. Андрей не стал бы скупиться на покупку рыбы и своими деньгами, но коль скоро Иуда выдал ему сумму из своего деревянного ящика, то первыми он потратил эти денарии. В их общине сразу же устанавливается порядок, при котором финансовые вопросы не обсуждаются и не производится даже складчина денег в общую казну. Каждый тратит, сколько имеет, но большая часть расходов лежит на Иуде. Ни сынам грома, ни братьям - рыбакам не приходит в голову спросить, откуда берутся эти запасы. Для них Иуда - казначей Мессии, а у Мессии не может быть проблем с презренным металлом. Только Матфей понимает, что Иуда добровольно берет на себя все их расходы и что он - единственный друг Иисуса в их компании, единственный, кто не называет его “учителем”.

Их община устраивает скорый пикник здесь же, на камнях у обочины караванного тракта, напротив Магдалы.

-Да тут на сотню человек хватит, - удивленно говорит Иоанн, видя содержимое корзины.

-Ничего. Запас карман не тянет, - заявляет Андрей. - Верно, друг?

Иуда кивает головой.

-Так теперь все это нужно нести, - возражает юноша.

-Я понесу, - успокаивает его могучий рыбак. - Запас карман не тянет.

-Ну, смотри, - соглашается он. - А ты, Петр, отчего такой хмурый?

-Так, пустяки, - отвечает Петр, без аппетита жуя хлеб с рыбой.

-Да ты весь день такой. Что случилось? - не отстает Иоанн.

-Пустяки, - хмуро повторяет рыбак.

-Он с женой своей поругался, - не выдерживает Андрей. - Вот и переживает.

Иисус внимательно взглядывает на Петра и ничего не говорит.

-А тебе нет заботы, - сердито говорит Петр брату. - Мать тоже без присмотра осталась.

-Цилла твоя и присмотрит. Что ей еще делать?

-Все у тебя просто.

-Петр, - вступает Иоанн, - мы все оставили своих матерей. И учитель тоже.

-Так-то оно так. Извините меня, учитель, - хмуро произносит рыбак. - Просто нехорошо я ушел из дома.

-Может, тебе вернуться? - серьезно спрашивает Иисус.

-Вернуться? Я и не думал об этом! Нет, вернуться я не хочу. Просто нехорошо. Пройдет. Извините меня.

Больше его никто не беспокоит.

Обед заканчивается, Андрей складывает остатки еды в короб и водружает его на плечо. Семеро путников сходят с караванного тракта и поворачивают на запад, уходя вглубь Галилеи. И сразу же весенние, зеленеющие изумрудом холмы обступают их с двух сторон.

Нехорошо Петр ушел из дома. И это гложет его. Он не привык, как Иисус, сжигать за собой мосты и жить в пустыне. Ему необходимо человеческое общество, в котором царят братолюбие и благочестие, миролюбие и справедливость, где жены покорны своим мужьям, а мужья заботливы к женам, - общество христианских добродетелей, о котором он будет писать в своих посланиях.

Всю ночь он не спал, слушая ровное дыхание жены, и подбирал нужные слова для объяснения своего ухода. Маленькая, как ребенок, спала она рядом, и прежняя жалость возвращалась к нему. Отца своего Цилла не помнила, жила ее семья бедно, кое-как перебиваясь случайными заработками. Вдвоем с матерью они нанялись поденщицами в артель потрошить рыбу. Там Петр и заметил ее впервые, кроткую и слабую. Она была страдающим существом, и ему тяжело было смотреть на то, как ее детские руки с трудом удерживают тяжелую, скользкую рыбу, а пальцы колются о плавники, и боль видна на ее девичьем личике. Петр считал естественным тяжелый физический труд для таких крепких мужчин, как он сам, но для крохотного существа эти нагрузки казались ему несправедливыми. Именно жалость легла в основу его чувства к ней. Он старался облегчить труд Цилле, стал давать ей работу в своем холостяцком жилище и платил вдвойне. А потом женился на своей работнице. Когда у нее случился выкидыш, и она лежала полуживая на постели, а кровавые пятна простыней оттеняли белое пятно ее лица, Петр, подавленный своей виной и беспомощностью в эту минуту, поклялся себе, что никогда ее не бросит. Она выжила, но больше не рожала. Цилла изменилась. Он прощал ей неряшливость, он терпел ее ревность, он оставался заботливым мужем. Но она не была кроткой женой. Слабая, беззащитная девочка-ребенок превратилась в собственницу. Былая бедность сделала ее скупой. Получив мужа-стену, она пыталась превратить его в оружие против враждебного ей мира, от которого она по-сиротски натерпелась ранее.

И сегодня утром после его сообщения, что он идет с друзьями в Иерусалим, она не стала кроткой. Цилла поняла, что это не простое паломничество, в которое многие галилеяне ходят каждый год.