Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

В начале XVII века власть стала очень скользкой материей. В условиях прекращения постоянных войн паши оказались в сложном положении: получить рабочее место становилось все труднее. Государство предписывало наместникам провинций набирать отряды ополченцев, чтобы поддерживать порядок в это неспокойное время; однако у наместников появлялось искушение использовать эти отряды для того, чтобы иметь возможность свысока смотреть на это самое правительство, причем деньги на содержание войска они получали, самовольно повышая местные налоги. Порта закрывала на это глаза, поскольку иначе могла попросту остаться без армии. Побуждаемое, с одной стороны, необходимостью содержать новый род войск — профессиональных мушкетеров, а с другой — растущей инфляцией, правительство было вынуждено усиливать налоговый гнет, от чего страдало в первую очередь крестьянство.

В 1651 году Ипшир Мустафа-паша, наместник Алеппо, получил предложение занять пост великого визиря. В ответ он уведомил Порту, что пока не может покинуть Алеппо из-за необходимости подавить охватившие провинцию мятежи. «Я собрал войско из сорока тысяч мушкетеров, — сообщал он, — и готов явиться с ними в Стамбул, дабы простереться ниц перед порогом Повелителя Вселенной». Порог Повелителя Вселенной не был уверен, что это именно то, чего ему хотелось бы; Ипшир Мустафа-паша медлил, не имея особого желания менять свое полунезависимое положение на превратности дворцовой жизни и испытывая некоторое подозрение относительно истинных мотивов его приглашения в столицу. Когда он наконец приехал, чтобы обговорить условия своего назначения и выяснить обстановку в городе, он привел с собой «армию закаленных в боях воинов из арабских, тюркских и курдских земель, шедших в полном вооружении, каждый — ходячий арсенал: они были облачены в кольчуги, латы и шлемы с кольчужными воротниками, и у каждого в руках и на поясе было по пять-шесть двуствольных мушкетов с двойным фитилем. Похожие на саламандр в огненной печи Нимрода, они шли сомкнутым строем, держа оружие наготове, словно собирались вступить в бой. Стамбульские войска дрожали от страха, как осенние листья».

Биографии большинства пашей XVII века — мрачные истории. Капыкулу, как и вообще всех и вся, стало теперь намного больше, чем нужно: с 1640 по 1656 год количество должностных лиц, получающих денежное содержание, подскочило с шестидесяти до ста тысяч. Один паша по имени Омер провел два года, ожидая должности и содержа приличествующую его званию свиту на деньги, которые брал в долг у своей сестры. За это время ему дважды предлагали должности, но оба раза оказывалось, что занимающие их паши не собираются их покидать. Из-за войны, в которой он обязан был участвовать вместе со своей свитой, Омер окончательно погряз в долгах. Он отчаянно нуждался в должности, которая позволила бы возместить все его убытки, — но в очередной раз вышло так, что паша, которого он должен был сменить, не имел никакого желания уступать свой пост. Дело дошло до вооруженного столкновения, в котором Омер погиб. Победитель принес Порте извинения, выразил сожаление по поводу этого неприятного происшествия — и остался при своей должности. Такие, как он, удачливые победители богатели, получая многочисленные подарки и прибирая к рукам любые источники дохода, какие только можно было придумать, отпихивая от кормушки чиновников, стоящих на низших ступенях административной лестницы. «Никто не может позволить себе жить, как прежде, на широкую ногу», — сокрушался один современник.

Виной тому во многом была инфляция. Впервые она дала о себе знать в 1584 году, а вызвана была притоком американского серебра, которое первыми привезли в Восточное Средиземноморье генуэзцы. В 1580 году испано-американское серебро обесценило деньги в Генуе, а вскоре после того — в Рагузе. Для Османской империи последствия были особенно губительны, поскольку именно лунный металл серебро, а не золото, был здесь стандартной мерой стоимости. Из-за этого османское золото оказалось смехотворно дешевым, и в Золотой Рог устремилось множество иностранных судов, ввозивших дешевые серебряные реалы и вывозивших купленное на них золото.

Во времена Сулеймана жалованье солдатам выдавалось по весу, так что никого не волновало, целые монеты или обрезанные, легкие или тяжелые. Что еще более удивительно, солдаты, как пишет Бусбек, «получали свои деньги не в тот день, когда было положено, а накануне». В последнее десятилетие XVI века начались задержки с выплатой жалованья — и не только солдатам, но и многочисленным чиновникам, дворцовым слугам и провинциальной бюрократии. Усиливалась коррупция, привычка требовать деньги за любую услугу укоренялась все глубже. Большую часть XVI века акче, османская серебряная монета, был весьма стабильной валютой: в 1507 году один золотой дукат можно было купить за 58 акче, в 1589-м — за 62. Однако в 1600 году за золотой нужно было выложить уже 280 «кабацких монет», как называли акче. К тому времени финансовая основа, позволяющая строить долгосрочные планы, равно как и уверенность в том, что по мере роста территории империя будет с каждым днем становиться богаче, были безнадежно подорваны, и безмятежный саморегулирующийся механизм османской жизни со всеми его искусными переплетениями и взаимосвязями, пружинками и шестеренками, которые обеспечивали движение империи в едином направлении, пошел вразнос. Акче, как пишет современный турецкий историк, «стали легкими, как листья миндального дерева, и ничего не стоящими, как капли росы».

Денежная инфляция повлекла за собой инфляцию другого рода. Все больше и больше людей стремились попасть на государственную службу: жалованье, конечно, могло быть и небольшим, зато за каждое решение можно было взимать плату с заинтересованных лиц. Венецианский посол всегда имел под рукой список взяток, которые раздавал во дворце, и перечень подарков, которые, возможно, понадобится вручить в будущем. Из этих записей можно узнать, что главный драгоман, то есть переводчик, получил пятьдесят шесть халатов, холодильный сундук, серебряный сервиз, три стеклянных шкафчика, пятьдесят кусков стекла, оконное стекло на двадцать окон, двенадцать замк о в, четырех канареек, фрукты, овощи, сыр из Пьяченцы, шоколад, карамель и разные прочие предметы.

Такое впечатление, что османские сановники тоже заглядывали в этот список, поскольку они были замечательно осведомлены о том, сколько стоят их услуги, и без всякой опаски проявляли недовольство, если подарок оказывался не того цвета, или не по росту, или, что хуже всего, менее ценным, чем в прошлый раз. Когда реис-эфенди (своего рода министр иностранных дел) посетовал, что ему никогда не случалось носить тонкий золотой плащ из тех, что делают в Венеции, и о которых он столько слышал, желанную вещь преподнесли ему в тот же день. Венецианцы злились, что расходы все время растут, и, будучи в душе неисправимыми бухгалтерами, сокрушались, что цена не соответствует качеству. «В Константинополе, — писал один посол, — приходится проявлять почтение и внимание ко всем кому ни попадя, поскольку колесо фортуны крутится непрестанно, повинуясь прихотям Сеньора, который то возвышает кого-нибудь из своих подданных, то низвергает их».