Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

В албанских песнях, пропитанных духом анимизма, лежащего в основе всех религий, подушка могла рассказать женщине, куда поехал ее муж, а корабль — остановиться на полном ходу, испугавшись стенаний узника. Простые люди испытывали величайшее уважение к письму; заметив обрывок бумаги, они поднимали его и засовывали в какую-нибудь трещинку в стене — вдруг там написаны стихи Корана; существовало поверье, что на огненной дороге, ведущей в рай, ноги человека будет защищать бумага, которую он сберег за свою жизнь. Сопровождавшие Бусбека янычары были весьма расстроены, увидев, как используют бумагу его спутники. Слова «О Аллах!», «О Защитник!» были вырезаны и высечены на стенах домов; люди и домашние животные носили амулеты с клочками бумаги, на которых были написаны действенные слова (например, девяносто девять имен Бога), а также другие проверенные талисманы.

Климат империи тоже был чересчур разнообразен для одного государства. Как ни очаровательны были балканские склоны летом, зимой люди замерзали там на ходу. В Венгрии осенью было полным-полно грязи — как, впрочем, и в самом Стамбуле зимой. Летом в том же Стамбуле люди томились по свежему ветерку и ждали, когда же он подует в окна особняков, стоящих у самой воды. В 1894 году ко второй неделе мая в столице еще даже не распустились листья на деревьях, как внезапно наступила страшная жара. В 1428 году лед на Мраморном море и в Золотом Роге был таким толстым, что повредил морские стены Константинополя. В Аравии температура днем может достигать пятидесяти градусов, а после захода солнца падать едва ли не до нуля. Путешественников, впервые приехавших в Грецию, предупреждали, что им не следует нюхать гиацинты и нарциссы, аромат которых «столь силен, что может повредить людям, к нему непривычным». (Сотни наших садовых растений и цветов попали к нам с холмов и из садов Османской империи: нарциссы, розы, тюльпаны…)

Средиземное море одолевали жестокие и опасные ветра с древними именами, внезапные шквалы и отвратительные зимы, хотя большую часть времени оно выглядело вполне мирно — чтобы легче искушать и обманывать. Аравийская пустыня была самой безжалостной в мире. У Египта, согласно Амру, было пять обличий в один год, ибо плодородный ил Нила порождал «пыльную пустыню, влажную равнину, черную илистую топь, зеленый луг, цветущий сад или поле, где золотится пшеница». На собственном заднем дворе султана в Анатолии были и заснеженные горные вершины, и выжженные солнцем равнины, и берега с высокими отвесными скалами.

Нельзя было представить себе путешествия по реке столь же ужасающе опасного, как путь вниз по Дунаю — «этот способ путешествовать до добра не доведет», — писал Бусбек, посланный в 1554 году вести переговоры об окончании войн, усеявших весь регион трупами. Ни одна граница не была столь изрезана, как граница Османской империи; ни один гарнизон не чувствовал себя таким одиноким и заброшенным, как гарнизоны Венгрии, с тех пор как Адриан построил в Британии свою стену и отправил охранять ее испанцев; никогда не бывало конфликта столь же непримиримого, как между султаном и шахом, граница между владениями которых навсегда установилась в 1615 году (о чем оба, конечно, и не догадывались). Casus belli [60] Casus belli (лат.) — повод для войны. к тому времени был настолько безнадежно потерян в тумане времени, что Кантемир в XVIII веке полагал, будто все дело в отвратительной персидской привычке по утрам, проснувшись, тереть руки о ступни, а не мыть их. История не знала встречи столь обманчиво доброжелательной, как прибытие ко двору султана первого русского посла, привезшего с собой меха и желавшего наладить торговые связи. Не бывало такого на все руки мастера, уверяет Эдвард Браун, как цирюльник, виденный им в Эдирне, который мог постричь любого именно так, как тому было нужно: «Греки сбривают все, кроме круглой шапочки волос на макушке. Хорваты бреют одну половину головы, а волосам на другой половине предоставляют расти как им вздумается. Венгры бреют всю голову, оставляя лишь челку. Поляки стригутся коротко. Турки бреют всю голову, но оставляют одну прядь. Франки в кругу друзей распускают волосы, а на публике прячут их под шляпы». У татарских конников были очень полезные густые волосы, которые защищали их и от оружия, и от плохой погоды, делая ненужным любой головной убор.

Османы обладали непревзойденным талантом устраивать зрелища и торжественные церемонии, то есть творить нечто такое, что живет лишь миг и исчезает без следа. «Мне кажется, — писал посол Портер, — что достоинство нашего посольства страдает оттого, что молодежь постоянно бегает на всякие зрелища». Улицы столицы могли показаться путешественнику жалкими и грязными, в особенности после завораживающего впечатления, которое вид на город производил издалека; однако турки вкладывали куда больше души в мимолетные представления, нежели в неподвижную архитектуру, и во время праздников город преображался. Когда отмечался какой-нибудь военный успех, базары порой не закрывались на ночь целую неделю, а в Рамазан с наступлением темноты, когда кончался дневной пост, в городе начиналось бурное веселье. Устанавливали качели-лодочки, украшенные листьями, цветами, гирляндами и мишурой, и под музыку и перезвон колокольчиков вас «раскачивали так сильно, что взлетаешь к самым звездам, — безусловно, это совершенно безумная забава». На улицах возводили праздничные арки, устраивали борцовские поединки и соревнования на дальность стрельбы из лука и метания копья. У путешественника XVII века делла Валле однажды так закружилась голова на праздничных качелях, что он едва с них не свалился, и люди вокруг закричали, беспокоясь за его безопасность; тогда он заставил себя притвориться, что это он специально, и стал раскачиваться еще сильнее, чтобы произвести впечатление на женщин, пока зрители наконец не схватили его за ноги. «Я думаю, они играют в эти игры, — пишет он, — потому что, как они говорят, ангелы забавляются таким же образом».

Эвлия Челеби возносит хвалу Аллаху, одолев описание прошедшей перед султаном Мурадом IV в 1638 году процессии, в которой участвовали представители семисот тридцати пяти константинопольских цехов:

Все они проезжают на повозках или идут пешком, держа в руках инструменты, присущие их ремеслу, и с великим шумом выполняя свою работу. Плотники сколачивают деревянные дома, каменщики возводят стены, лесорубы несут бревна, а пильщики пилят их, меловщики вырезают куски мела и белят свои лица, показывая тысячи трюков… Проходят пекари, занимаясь своим ремеслом; некоторые из них пекут и сразу бросают зрителям маленькие буханки. Кроме того, они испекли специально для этой процессии огромные караваи размером с купол бани, посыпанные кунжутом и фенхелем, — их везут на повозках, которые тянут по семьдесят — восемьдесят пар волов… Все эти ремесленники проходят перед султаном, показывая свое мастерство и исполняя множество трюков, которые невозможно описать, а следом идут их шейхи, сопровождаемые юношами, которые играют восьмитактную турецкую музыку.