Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

Города полнились голосами животных и птиц, криками чаек и коршунов, хлопаньем аистовых крыльев, лаем собак, мяуканьем кошек; вы могли услышать своими ушами, что петухи в Турции не кричат обычное «кукареку», а подражают призыву муэдзина с долгим понижением интонации. Звуки Константинополя — это вой собак на берегу, хлопанье крыльев птиц, выпущенных из клеток благочестивыми людьми, голоса трех спорящих болгар, предупреждающие крики носильщиков, бегущих вверх по склону, звон монет на рынке, бульканье кофейника на базаре, песня лютни, тонущая в Сладких водах Азии, вопли неотесанного мужлана, извинения христианина. Крики уличных торговцев, плевки верблюдов, хлопанье влажной рыбы в корзине, стук деревянных башмаков, призыв муэдзина, пение обедни, звон анатолийских цимбал, флейта, труба, горн и литавры военных оркестров, особый вой сумасшедшего.

Призыв муэдзина звучал над Эгером, Сараевом и Стамбулом, над Софией, Бурсой и Мосулом, но везде было что-то свое: в Венгрии — стук копыт, в Аравии — ветер, в Эпире — выстрелы на улицах, в Рагузе — скрип галерных весел, на Балканах — эхо скатившегося с горы камня, в Аттике — жужжание пчел, в Сараеве — стон верблюда, в Мекке — шепот правоверных, возносящих молитвы, в Галлиполи — взмахи крыльев летящих аистов, на равнинах Коньи — звон цимбал, в Родопах — завывания волынок, на Афоне — песнопения монахов, в Салониках — причитания еврейки на похоронах, в Сербии — хрюканье свиней в дубовых рощах, в Анкаре — блеяние коз на пастбищах, в горах — перезвон овечьих бубенчиков; на равнинах — мычание быков, во дворцах — рычание пантеры, в каждом городе — лай собак.

Некоторые, должно быть, могли расслышать в этой какофонии ропот мертвых, оставивших после себя многочисленные памятники, из-за которых в облике империи было что-то от сумасшедшего дома, в котором звучит тихое бормотание на странных и неведомых языках. Некоторые из этих памятников — например, пирамиды — были огромны и ни на что не похожи. Другие могли показаться путешественнику вроде Эвлии Челеби явившимися из какого-то другого мира, — например, афинские колонны, настолько гармонично они сочетались друг с другом. Антиквар Пьер Жиль, впервые приехав в Константинополь в 1544 году, предпринял безрезультатные поиски древней Stoa basilike [61] Stoa basilike (греч.) — стоа базилика, крытая галерея-колоннада для торговли и судопроизводства. византийских императоров и наткнулся на цистерну — подземное водохранилище, ныне известное под названием Йеребатан:

По причине невнимательности местных жителей и их презрения ко всему любопытному и необычному эта цистерна была обнаружена только мной, чужаком среди них, после долгих и упорных поисков. Вся территория над цистерной застроена, отчего еще труднее было предположить, что она может здесь находиться. Местные жители и не подозревали о ней, хотя каждый день доставали воду из колодцев, проделанных в ее потолке. Мне повезло: я случайно зашел в дом, из которого был ход вниз, к самой цистерне, где я сел в небольшую лодку. Я понял, куда попал, когда хозяин дома стал возить меня на этой лодке среди колонн, очень глубоко погруженных в воду. Сам он думал лишь о том, как поймать побольше рыбы…

Однако на балканских полях стояли странные древние камни, чьи целительные свойства почитались решительно всеми. Были храмы, посвященные христианским святым, которые не только почитали мусульмане, но и убирали мусульмане-уборщики и посещали мусульманские духовные лица. Все, и мусульмане, и христиане, жившие в окрестностях Скопье, знали, где зарыт камень с надписями, и знали также, что, если его вырыть, пойдет дождь, который никогда не кончится. В новолуние, афинские девушки оставляли у реки на тарелках мед, хлеб и соль, шепча про себя древние полузабытые слова и загадывая желание заполучить «красивого молодого мужа»; на этом самом месте, утверждали знатоки древности, некогда стояла статуя Афродиты. Были целые заброшенные города, куда никто не решался ходить по ночам, к числу которых туркам предстояло прибавить Ани, а черногорцам — Старый Бар. В Египте была Долина Царей и гробницы, в которые спускался Пьетро делла Валле; а Стамбул, со всеми его римскими цистернами, византийскими мечетями и зловещими змеиными колоннами сам по себе был гробницей прошлого.

Власти охраняли памятники древности, когда у них были для этого возможности и необходимые средства. «Да будет проклят тот, кто продает раба, причиняет вред плодоносящему дереву и делает известь из обработанного мрамора» — такое высказывание приписывают Пророку. В 1759 году с должности был снят османский наместник, приказавший разрушить одну из колонн в афинском храме Зевса, чтобы добыть камень для строительства своей мечети; и не турок, а офицер из Ломбардии, подчинявшийся командующему-венецианцу, метким выстрелом разрушил Парфенон. Западным туристам, приезжающим на Родос, нравилось видеть гербы французских, немецких и итальянских рыцарей над дверями старинных домов, поскольку они полагали, что турки сохранили их из уважения к доблести этих самых рыцарей; однако на самом деле турки, как правило, приходя на новое место, оставляли там все как было, если не считать небольшой побелки в церквях, превращенных в мечети. Они в живописном беспорядке селились в старых домах и относились к унаследованным ими зданиям — что к дворцам, что к лачугам — просто как к жилью, задумываясь о ремонте или перестройке дворца не больше, чем о ремонте просторной и удобной пещеры. «Всякий замок, взятый ими, — пишет Белон дю Ман, — остается в таком же виде, в каком они нашли его». «Турки, — добавляет Сандис, — полагают величайшей глупостью, когда кто-то возводит роскошное жилище, словно собирается жить вечно».

Анатолия, Фракия, Фессалия и Болгария были сердцевиной владений османов, где их давно утвердившаяся власть была абсолютна. Вассальные государства — Молдавия, Валахия, Трансильвания, Крым — взамен войск и продовольствия получали от Порты не более чем признание легитимности их правителей. Венгрия всегда представляла собой особый случай, с тех самых пор как в IX веке ее заселили мадьяры, принеся язык и обычаи Центральной Азии в самое сердце славянской Европы. Османская Венгрия никогда не была в полном смысле слова ни буферным государством, ни местностью, где турок мог чувствовать себя как дома. Здесь османы на сто пятьдесят лет оказались втянутыми в бесплодное противостояние с Габсбургами, и к началу XVII века это была фактически ничейная земля, где мусульман было мало, да и те старались не покидать городов, если дорожили своей жизнью; земля, наместник которой, паша Буды, однажды получил вместо обычной дани от императора из Габсбургского дома мешок с зубами, вырванными у пленных османских офицеров; земля на самом краю османского света, содержать которую приходилось на доходы, получаемые в Египте; земля, над которой издевалась даже ее собственная великая река: берега Дуная были настолько заболочены, что скот, который разводили в пуште, нельзя было вывезти на продажу по воде, и его гнали в Австрию — кормить Вену. В год порой можно было продать до шестидесяти тысяч молодых бычков, и выгоды этой торговли не в меньшей степени, чем бесконечные войны, стали причиной того, что венгерские равнины превратились в безлюдные луга, в каковом состоянии пребывают и по сей день.