Василий Седугин - Князь Гостомысл – славянский дед Рюрика

– Почему же вы ничего не делаете, чтобы не отставать от противника?

– А что можно поделать? Саксов теперь вооружает государство, а у нас по старинке этим занимаются старейшины родов. Богат род, заботлив старейшина – и отряд воинский у него на высоте. А коли наоборот, то сам понимаешь, что получается...

– Да, невеселые у вас дела... Но ничего, ильменские славене не оставят в беде своих братьев. Сейчас же прикажу начать сборы, и на днях выступим в поход. А теперь скажи мне, как поживает моя дочь Умила? Здорова ли сама, ее дети?

– Все живы-здоровы, князь. Дочь ваша велела кланяться тебе и сказать, что очень соскучилась.

– Отправляйся в обратную дорогу и передай и князю Годолюбу и княгине, что скоро свидимся!

Новгородское войско выступило через два дня. Гостомысл торопил своих воевод, понимая, что дорог каждый день. Когда проходили по землям поморян и лютичей, тяжело было видеть разоренные селения и города, опустошенные поля, только из-за того, что князья этих племен не могли решить, кто из них главнее на Балтийском побережье. Может ли привести к добру вражда братских народов в то время, когда с запада усиливают натиск германские племена?..

При подходе к стольному городу бодричей Рерику прискакал гонец:

– Беда, князь! Неприятелю удалось заманить в ловушку и уничтожить княжескую дружину, а князь Годолюб был захвачен в плен и по приказу датского короля Зигфрида расстрелян на виду жителей Рерика. Враги готовятся к решающему приступу, а защитников осталось очень мало, им не устоять против объединенных сил саксов и датчан. Поспешай, князь, на выручку бодричам! Они находятся в отчаянном положении!

Гостомысл тотчас приказал конникам выдвинуться вперед и следовать как можно быстрее, не жалея лошадей. Весть о том, что жители столицы находятся в безнадежном, безысходном положении, быстро облетела все войско, и воинов не надо было подгонять. Сам Гостомысл мчался на коне впереди дружины.

Когда вырвались на просторную равнину перед столичными укреплениями, увидели: саксы и датчане строились в боевые порядки, готовясь пойти на приступ. Появление большого новгородского войска настолько обескуражило воинов противника, что они на некоторое время замерли в растерянности. Пользуясь этим, Гостомысл кинул конницу по обе стороны крепостных стен, в центр двинул пешцев и таким образом окружил силы врага. Наступило затишье, которое предшествует жестокому бою и истреблению множества людей. Все ждали решения Гостомысла – и новгородские войска, готовые начать уничтожение окруженных, и защитники крепости, полные ненависти к своим вековым врагам, и германцы, предвидя роковые последствия для себя предстоящего сражения.

Но Гостомысл, сидя на коне и обозревая поле предстоящего боя, медлил. Он находился в глубоком раздумье. Он видел, что достаточно отдать ему приказ о наступлении, как объединенное германское войско будет уничтожено совместным ударом новгородцев и защитников крепости; немногим удастся вырваться из плотного кольца. Но спасет ли эта победа бодричей от будущих нашествий западных соседей, принесет ли она мир на эти земли? Скорее всего, нет. Оправившись от поражения, враг снова будет собирать силы для того, чтобы отомстить за неудачу и взять верх над бодричами. Только успеет ли прийти на помощь им Гостомысл в другой раз? А вдруг он окажется в военном походе против очередного противника, которые окружают Новгородское княжество со всех сторон?..

Он, Гостомысл, пришел к убеждению, что назревшие вопросы между державами нельзя решить войнами. Война порождает новую войну, и так без конца. Лучше всякой войны, всякой громкой победы бывает только достигнутый переговорами полюбовный мир. Он, как правило, ведет к длительному спокойствию, процветанию страны, улучшению и так нелегкой жизни народа. Так стоит ли сейчас заканчивать далекий поход кровавым сражением? Может, попытаться договориться с неприятелем о долгом и надежном мире?..

Гостомысл подозвал к себе боярина Оногаста, приказал:

– Пошли к противнику воина с предложением переговоров. Пусть он пригласит ко мне короля Готфрида и герцога саксов Ходо.

Боярин, кивнув, тотчас исчез. Прошло довольно длительное время, наконец Оногаст подъехал к князю и проговорил:

– Кениг саксонский Ходо прибыл со свитой на переговоры.

Гостомысл встретил его в своем шатре.

Это был тридцатилетний мужчина, бородатый, длинноволосый, как все саксы. Одет он был в длинную, до колена, рубашку, поверх которой красовался блестящий металлический панцирь, на плечах висел короткий плащ синего цвета, отороченный золотой каймой; ноги одеты в желтые ботинки, чулки обмотаны ремнями; на голове лихо сдвинута вязаная шапочка, по-видимому, служившая подшлемником.

– Я бы хотел видеть и короля Готфрида, – сказал ему Гостомысл по-германски. – Нельзя переговоры вести за его спиной.

– Король данов Готфрид сбежал, пользуясь общей сумятицей, – ответил Ходо басовитым голосом. – Его войска находятся в моем подчинении.

Гостомысл некоторое время молчал. Потом стал говорить, неторопливо, степенно:

– Долго ли нам воевать, Ходо? Сколько я живу, столько мы сражаемся друг с другом – славяне и германцы.

Герцог переступил с ноги на ногу, его брови от удивления полезли вверх. Как видно, он ожидал услышать условия сдачи немецкого войска, а князь вдруг заговорил совсем о другом.

– Может, стоит нам с тобой сделать попытку установить между нашими народами вечный мир, чтобы люди не боялась друг друга и жили в тишине и спокойствии?

– Каким образом? – сглотнув слюну, спросил Ходо.

– Дать клятву своим богам, что будем свято соблюдать заключенный договор, и разойтись без битвы и кровопролития.

Ходо во все глаза смотрел на новгородского князя, боясь поверить его словам. Разве он, Ходо, упустил бы такой момент, когда враг у тебя между пальцев и стоит только сжать кулак, как он будет уничтожен? А может, этот хитрец готовит какую-нибудь западню? Да нет, куда еще больше, и так он, Ходо, со своим войском в ловушке. Выходит, стоит поверить князю, тем более что у него нет иного выхода.

– Я готов поклясться на мече перед главным богом нашим Тором, что не нарушу слова своего и буду вечно хранить мир между саксами и бодричами, – твердо проговорил он.

– Вот и замечательно. Я тоже поклянусь нашим главным богом Перуном. Тогда наши народы будут спокойны за свое будущее, им не придется рисковать жизнью в непрерывных и кровопролитных войнах. Скажи, герцог, а есть у тебя сыновья?

– Да, трое. Двое малолетних сейчас дома, с матерью, а третий со мной.

– Много ли ему лет?

– Десять недавно исполнилось.

– Вот и моему старшему внуку тоже десять лет стукнуло, а он уже потерял отца...