Наталья Павлищева - Даниил Галицкий. Первый русский король

И вдруг Любава сообразила, что татары, возможно, в городе! А ведь там и ее дочь, и Милослава, которая уже стала родной! Да и куда возвращаться, если Звягель разорен?! Но сколько ни смотрела, зарева над городом не видела. И все равно решила до вечера не возвращаться.

Они действительно пришли домой уже в сумерках, страшно перепугав Милославу и Жалю. В доме Милославы поднялся вой, вскоре всполошился и весь Звягель, пронеслось одно слово: татары! Но выехавшие на разведку мужчины успокоили, мол, это просто мимо двигались два отряда, Злата им под руку попалась. Будь у женщины муж или еще кто-то из родственников, может, и попытались хоть выкупить, а так… Любава долго крутила в руках оставленное князем Аннушке богатство, соображая, как поступить. Брать украшения и ехать выкупать Злату? Но где надежда, что она и сама не окажется там же, а дома останутся погибать две девочки и старуха?

Взяла Любава грех на душу, не стала ничего делать. Много лет позже она задавала себе этот вопрос: а может, нужно было попытаться выкупить Злату? И сама же отвечала: нет, пропала бы вместе с подругой, осиротив детей.

Татарин злился на беспокойную пленницу, а потому бил нещадно, словно вымещая на ней собственную неудачу. Но продать Злату все же смог, так женщина стала прислуживать пожилому одноглазому сотнику, став для него не то рабыней, не то просто служанкой. Букас заплатил за пленницу немного, все же лицо у нее было испорчено шрамом, но его давно не интересовали женские лица, да и тела тоже. А новую взял потому, что у старой уже не хватало сил быстро ставить жилище и искать топливо для костра. Да мало ли работы у женщины, помимо ночных утех с мужчиной?

Первый хозяин Златы ударил ее слишком сильно, рана долго не заживала, вернее, этого не хотела сама пленница, стараясь бередить как можно сильнее. Букас, поняв, что пленница может убить себя сама, разозлился, но еще бить не стал, крикнул старой жене, чтобы научила новую всему и объяснила, как должна вести себя настоящая женщина!

Прошло много времени, пока Злата все же пришла в себя, научилась понимать язык и выполнять обычную работу в стойбище. Сначала хотелось одного – умереть, потом, когда стало понятно, что из-за изуродованного лица ей не угрожает близость с мужчиной, появилась робкая надежда бежать. Постепенно эта надежда крепла, и именно она заставила Злату встать и начать что-то делать.

Так бывшая любовь князя Даниила Романовича стала второй женой татарского сотника Букаса, потерявшего глаз еще при битве на Калке. Она выполняла самую тяжелую работу и всегда прятала изуродованное лицо. Изредка сотник все же вспоминал, что он мужчина, а ночью лица не видно, и через год в люльке, прикрепленной к потолку кибитки, снятой с колес и поставленной на большие кошмы, уже пищал мальчишка. Поняв, что тяжела, Злата едва не рвала на себе волосы: вот тебе и сбежала! Даже если бы удалось бежать и из такой дали добраться до Аннушки, как ей объяснить об этом мальчонке? И оставить его тоже нельзя, это все же ее сын, пусть и от ненавистного человека.

Мальчонка долго не прожил, но Злата не сбежала…

Бурным выдался год для Даниила Романовича, очень бурным. Еще весной, прослышав о собираемом новым папой Иннокентием IV Вселенском соборе в Лионе, князь задумал тайное – отправить на него своего человека. Зачем? Чтоб рассказал о татарах, что известно. Может, тогда короли и папа поймут, что беда хоть и страшная, но сообща осилить можно?

Кому князь мог сказать о своей задумке? Кого еще мог заинтересовать Вселенский собор? Конечно, митрополита Кирилла. Хорошо, что Кирилл жил не в разоренном Киеве, а в привычном и почти родном Холме, далеко ходить не пришлось, и виделись они с Даниилом часто. Митрополит на предложение князя ответил не сразу, чуть помолчал, потом осторожно проговорил:

– Сам не поеду. Не готова русская церковь к такому разговору, по своему разумению от имени всех говорить не могу, где они все-то? А если свое мнение за общее выдам, тоже не дело будет… А чтобы про татар рассказать, человека толкового найду. К нему вопросов будет меньше, чем ко мне, пусть скажет, что следует, и в споры да договора не вступает.

Даниил понял, чего боится митрополит. Ему обязательно придется говорить с папой об объединении церквей, а он сам решать такой вопрос не имеет права, и даже как митрополит Всея Руси говорить тоже не может, ведь лишь назван, но не рукоположен. Вот когда пожалели, что до сих пор в Никее не побывал. Но в том не их вина, патриарший престол Никеи пустовал, много лет не к кому ехать было.

– Кого отправишь?

– Есть монах один, Петром кличут. Только, мыслю, князь, что никто не должен знать, что он от нас с тобой, пусть имени не называет.

– Боишься, чтоб татарам не выдали?

– У папы среди поганых своих людей много, у ханов в Европе тоже. Не рискуй, до поры скрывать надо.

Так и поступили, в Лион на Лунгдунский Вселенский собор поехал Петр, не назвавший за собой ничьих имен, хотя все понимали, от кого он. Европа, уже испытавшая на себе силу татарских войск, теперь надеялась на хитрость своих послов, а еще на заградительную силу Руси, которую нужно было срочно привести к послушанию латинской церкви. Пока это не слишком получалось, но следовало поторопиться.

Папа Иннокентий IV прекрасно понимал, что такой лакомый кусок, как раздираемая татарами и собственными ссорами Русь, упускать грешно. Не успел закончиться собор, а в путь уже собрался францисканский монах Иоганн Плано-Карпини с весьма обширными поручениями прежде всего к князьям Романовичам – Даниилу и Васильку.

Однако подготовка монаха с вроде бы мирными предложениями вовсе не помешала закрыть глаза на рыцарское наступление угров на Галичину. Еще шел Собор, открывшийся в конце июня, а в начале августа рыцари, ведомые опытнейшим воеводой Фильнием, вместе с польским войском под командованием Флориана Авданца двинулись сначала на Перемышль. С ними шли и отряды Ростислава Черниговского, все-таки ставшего недавно зятем короля Белы.

Легко захватив Перемышль, рыцари направились к Ярославу, стоящему на левом берегу реки Сан. Рыцари считали поход легкой прогулкой. Над Южной Русью нависла страшная опасность. Многие города еще не восстановились после батыева погрома, некоторые только-только поднимались из пепла, но все еще стояли полупустыми. Надежда снова оставалась только на князя, и на сей раз он не подвел.

Даниилу принесли известие о наступлении, когда объединенные войска уже стояли под Ярославом. Город оказался хорошо укреплен, а его жители сдаваться рыцарям не собирались. Это было неожиданностью для Флориана и Ростислава, они могли сколько угодно похваляться найти и уничтожить Даниила и Василька, но уйти, оставив за спиной Ярослав, не рискнули, а брать его было нечем. Пришлось посылать в Перемышль за стенобитными орудиями. Это дало Даниилу время собрать свое войско.