Нерея Риеско - Ведьма и инквизитор

Еще перед рассветом инквизитор распорядился, чтобы несколько крепких парней отправились в церковь и принесли оттуда огромный деревянный алтарный крест и все скамьи. Их перетащили, одну за другой, в зал собраний, вместе с крестом, возглавившим процессию, а жители выглядывали из окон, как это бывает при выносе из церкви святого покровителя селения. Иньиго и Доминго расставили свечи по углам зала и соорудили алтарь из длинного массивного дубового стола, который служил письменным столом во время допросов и анатомическим в тот день, когда Саласар отважился произвести вскрытие Хуаны. Его накрыли на манер скатерти белым полотном, прикрывшим ножки, по углам поставили свечи, а посередине — вазу с желтыми маргаритками.

За два часа до начала церемонии скамьи уже были заполнены народом. Многие стояли в проходах и в конце зала, а менее расторопным пришлось довольствоваться малым, толкаясь на крыльце в надежде на то, что нестройный хор голосов передаст из уст в уста все, что происходит внутри. Кающихся поместили в первом ряду, они были отделены от представителей власти центральным проходом, и, как только установилось молчание, Саласар начал свою речь, поблагодарив всех за присутствие, а также за интерес и внимание, оказанное ему в течение последних недель.

— Вслед за актом примирения, — заверил он, — все несчастья, обрушившиеся на этот край, исчезнут навсегда. Зло продолжает существовать, когда мы прилагаем усилия к тому, чтобы оно существовало, — вот так загадочно закончил он свое выступление.

Затем брат Доминго де Сардо отслужил мессу, и Саласар попросил раскаявшихся вставать с мест, когда он будет называть их по имени. Он зачитал вслух их признания, одно за другим, а затем дал им возможность подтвердить сказанное. Все так и поступили, заявляя, что прибыли сюда по доброй воле, без принуждения, движимые исключительно желанием получить прощение. Саласар оглядел собравшихся, призвав их последовать примеру этих мужчин и женщин и публично сознаться, если они оговорили соседей. Приходский священник Боррего Солано вскинулся на своем кресле. Никто не поднялся. Вслед за этим была проведена церемония примирения, во время которой колдуны публично отрекались от своих ошибок, и с них было снято отлучение от церкви. Саласар сообщил, какое наказание им выпало.

— Мужчины и женщины, вернувшиеся в стадо Господа, нашего Отца Всемогущего, — торжественно произнес он. — Благодаря милости Господней вы были прощены, а в качестве наказания вам надлежит в течение девяти месяцев десять раз в день читать «Отче наш» и десять «Две Мария», а также поститься по пятницам, моля Господа о прощение за ваши многочисленные прегрешения.

Напоследок прощенным было сделано строгое внушение и предупреждение, что, если те возьмутся за старое, им не будет никакого снисхождения, с ними поступят по всей строгости закона, как с людьми, так и с их имуществом.

— А это означает… — Саласар прервался на полуслове, прищурил глаза и обвел присутствующих суровым взглядом. Люди затаили дыхание, послышались лишь сдержанное покашливание и плач ребенка в конце зала. — Костер! — воскликнул он, заставив встрепенуться тех, кто смотрел в пол, чтобы не встретиться глазами с инквизитором. — Искупительный огонь! И разумеется, конфискация всей собственности.

Инквизиционные трибуналы пополняли свой бюджет за счет имущества, отобранного у осужденных, и одно время преследование богатых выкрестов являлось исключительным правом святой инквизиции. Любой потомок иудея или мусульманина находился под подозрением в ереси, однако к описываемому моменту количество и тех и других сильно сократилось. Отныне преследованиям подвергались двоеженцы, ясновидящие, приверженцы Лютера и колдуны. Обвиненный был обязан передать свое имущество и вдобавок оплатить расходы по своему содержанию в тюрьме святой инквизиции.

Саласар взял серебряное кропило и окропил присутствующих святой водой. Побрызгал на блудных детей, на жителей деревни, представителей местной власти и на священника Боррего Солано, который тоже сидел в первом ряду; вода попала ему в глаз, вызвав пощипывание, словно это был уксус. Саласар двинулся по проходу, брызгая направо и налево, дошел до дверей и покинул пределы здания, собираясь обойти главные улицы Сантэстебана вместе с еле поспевавшим за ним братом Доминго, который нес ведерко со святой водой. Тем самым все обрели защиту от дьявольской угрозы, очистились от прегрешений и были приняты обратно в лоно матери-церкви, как это и обещал инквизитор. Господь Всемогущий выиграл битву с Сатаной, его блудные дети и грешники вернулись в его стадо. Господь пребывал в мире со своими овцами.

Отныне это было свершившимся фактом: дьявол окончательно изгнан из Сантэстебана, и все как будто были счастливы.

— Полагаю, я говорил достаточно убедительно. Они согласились со мною, вам так не кажется? — с гордостью сказал Саласар, не дожидаясь ответа Иньиго и Доминго, прежде чем удалиться в опочивальню. — Можете складывать вещи, через пару дней мы уезжаем.

Иньиго никак не мог уснуть. Он продолжал думать о голубом ангеле, уверенный в том, что тот находится где-то близко. Сколько бы Саласар ему ни втолковывал, что это всего лишь сновидение, вызванное специально подобранными травами, сваренными, растертыми и смешанными со свиным жиром. Послушнику такое объяснение казалось слишком упрощенным. Ну как можно объяснять чудо действием животного жира, а значит, всего лишь грубой материи?

С каких это пор свиной жир приобрел свойство возносить человека так близко к небесам? Его память навсегда запечатлела образ ангелоподобной, почти невесомой волшебницы, изгиб ее крутого бедра, очертания стройных ног, изящную форму подбородка. Стоило сосредоточиться, и ему начинало казаться, что он чувствует ароматное дыхание на своем лице, прикосновение ее шелковистых волос и тепло ладоней на своем теле. От этого видения у него начинало щемить под ложечкой, в промежности возникала сладкая истома, в горле пересыхало, и он начинал ловить ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Простыни, на которых он спал, вдруг разрастались и с шелестом обволакивали тело, лаская каждую его пядь. Они лишали его воли, баюкая и заставляя предаться власти неуемных движений рук, которые, как было ему известно, с рассветом нового дня заставят его стыдиться самого себя. И тогда, испытывая глубочайшее раскаяние в том, что не устоял перед искушением плоти, он давал себе обещание, что это никогда больше не повторится.

Он вспомнил, какое средство применяла бабушка, чтобы он и братья по ночам не становились жертвами сладострастных снов. По ее словам, подобные действия грозили привести к тому, что они могли ослепнуть, покрыться болячками, или же с ними сразу случится и то и другое, не говоря уже о вечном проклятии, к которому дело и шло. Женщина брала тонкую свинцовую пластинку, рисовала на ней крест, вырезала его, а по ночам клала мальчишкам на живот, чтобы они спали с ним в объятиях, препоручив себя Богу. Однако в этот момент у Иньиго не было под рукой свинцового креста для противодействия похотливым снам, к тому же ему так и не удалось заснуть. Его мучения были до ужаса реальными.