Наташа Северная - Клеопатра и Цезарь. Подозрения жены, или Обманутая красавица

На глаза набежали слезы. На пристани ее ждал Аполлодор. Как же долго они не виделись. Целую вечность наверное… Тоска и боль сдавили сердце. Ах, если бы и Нефтида была рядом… Сейчас как никогда Клеопатра нуждалась в надежном и верном плече. Но она одна виновата в том, что верная подруга ее покинула. Она вообще виновата во всем.

Корабль медленно приближался к берегу, раздалась команда бросить якорь, мощный корпус корабля слабо покачивался на волнах. Вот и все… Она дома.

Клеопатра сошла на берег. Один шаг, второй, третий…

Крепкие объятия Аполлодора.

– Родная земля приветствует тебя, Божественная, – услышала она до боли родной голос.

Аполлодор смотрел на нее – и не узнавал. Потухшие глаза, осунувшееся, постаревшее лицо, первые седые волосы. А ведь ей всего двадцать пять!

Клеопатра чувствовала, как сириец пристально всматривается в нее. Но что он может увидеть? Кроме отчаяния, безысходности и душевной боли она ничего не чувствовала. Оперевшись на руку Аполлодора, царица оглянулась на море. Тихое, спокойное, глубокое. Может, зря она не бросилась в его воды?..

Во дворце все было по-прежнему: те же яркие мозаичные стены с безмятежными пейзажами природы, те же скульптуры из белого мрамора, те же роскошные фонтаны с мелодичным журчанием воды, те же лица слуг. И было в этом во всем что-то успокаивающее и примиряющее. Царица почувствовала надежду: раз уж здесь ничего не изменилось, раз уж не нарушился вековой уклад дворцовой жизни, то и в ее жизни все постепенно наладится и вернется на круги своя.

Поддерживаемая Аполлодором, царица медленно шла по дворцовой галерее Цезариума. Она построила его в честь любимого. Для них двоих. А вот жить в нем ей придется одной. За ее спиной оставались тишина и разбитые мечты, поглощаемые вечерними сумерками, а впереди ожидали одиночество и неизвестность.

Устав сопротивляться, Клеопатра выпила куриный бульон. Хармион помогла ей раздеться и принять ванну, умастила ее тело благовониями и сделала расслабляющий массаж, чтобы царица поскорей забылась во сне.

Однако Клеопатра не могла уснуть. Она долго смотрела на мозаичные стены, прислушивалась к знакомым звукам за окном: шелесту пальм и пению цикад. Назойливая мысль не покидала ее. Ведь эта спальня предназначалась для нее и Цезаря.

С трудом поднявшись с кровати, царица накинула тунику и через галерею вышла в сад. Она шла медленно, пошатываясь, рискуя каждое мгновение упасть. Над головой шелестели листья финиковых пальм, в саду царили гармония и умиротворенность. Сердце сжалось от тоски и боли: она вновь одна, совсем одна.

Опустившись на колени, Клеопатра легла на землю. По этой земле ходили могущественные боги и великие древние цари. На этой земле ей жить и умереть. Она лежала, раскинув руки, и всем своим естеством ощущала, как из нее уходят боль и страдание. Родная земля делилась с ней силой и надеждой на то, что жить все-таки лучше, чем умереть.

Море… Глубокое, большое, опасное. И такое же одинокое, как и она. Клеопатра только сейчас подумала о том, что за два года римской жизни она ни разу не видела моря. Как же она смогла прожить без этого соленого запаха, криков чаек, шума волн?

Слуга расстелил на песке циновку, и царица на нее опустилась.

Было время, когда она боялась представить себе жизнь без Цезаря. Из них двоих, по всем законам природы, он должен был умереть раньше. Но тогда ей не хотелось об этом думать. Ничего не замечая вокруг, она пребывала в своих грезах, пока реальность жестоко их не разбила.

И вот теперь настал момент, когда она спрашивает себя: как ей жить без Цезаря? Как жить, потеряв любимого? За что держаться? За сына? Но его судьба очевидна. Никому не нужный, он вырастет и займет ее место на троне. Держаться за власть? По сравнению с властью над миром… власть над одним Египтом уже немного смешна. Власть над этой древней землей будет в ее руках всегда, а вот власти над миром она не получит уже никогда.

Клеопатра с горечью всматривалась в безбрежную морскую даль. Ей было лишь двадцать пять, а она уже чувствовала себя старухой. Что еще ожидает ее в будущем? Что, кроме пустоты и сожаления? Ее жизнь будет неспешной и однообразной – изо дня в день, изо дня в день, изо дня… На долгие годы растянутся мучения – воспоминания о том, как все было и как могло бы быть. Чем, в таком случае, она отличается от простого смертного? Только тем, что ей не нужно заботиться о хлебе насущном. Может, утешиться хотя бы этим?..

Царица вздрогнула и обернулась.

– Прости, Божественная, – виновато произнес Аполлодор, уже давно стоявший за ее спиной. – Я попросил слугу не сообщать о моем приходе. Хотел побыть с тобой в тишине и молчании.

– Садись.

Клеопатра подвинулась на циновке.

Они долго сидели молча, каждый погруженный в свои непростые мысли. Аполлодор вспомнил, как увидел ее спускавшуюся с корабля: сломленную, угнетенную, поверженную. В первое мгновение он испугался, но потом рассудил, что если она сразу с собой не покончила, то теперь уже вряд ли.

– Ты, наверное, все-таки хочешь мне что-то сказать? – задумчиво спросила царица.

– Лишь поделиться мыслями и вопросами, которые одолевают меня, Божественная.

– Делись.

– Завещание Цезаря не дает мне покоя.

Клеопатра напряглась и непроизвольно съежилась. Имя Цезаря, произнесенное вслух… пока еще непривычно…

– Прости, что я напомнил тебе о нем. Впрочем, этого человека мы будем частенько вспоминать, хотя бы потому, что ты мать его сына.

Клеопатра согласно кивнула, минутная слабость прошла, и голос ее больше не задрожит.

– Что же тебя смущает в его завещании?

– Все. Особенно то, что ты ничего не знала об усыновлении Октавиана. И это при родном сыне!

– Даже если завещание подделка, что я могу сделать? Что есть Египет против Рима?

– Допустим, это не подделка. Вполне возможно, что в последний момент Цезарь переписал завещание и вместо родного сына вписал туда Октавиана. Но зачем? Почему? Ведь ты же говорила, что он придумал, как на тебе жениться.

– Что ты от меня хочешь? – устало спросила Клеопатра. – Откуда мне знать ответы на твои вопросы? Мы уже никогда ничего не узнаем. Цезарь был патриотом, он не мыслил себя вне Рима. По римским законам он не имел права взять в жены чужеземку. Быть может, именно поэтому, имея родного сына, он все завещал внучатому племяннику. А мы для него всегда были чужими.

– Нет, нет, Божественная, здесь что-то не так. Точнее, все не так просто, как мы думаем. Я тоже был лично знаком с Цезарем, и я хорошо помню, насколько глубоко и тщательно этот человек продумывал все свои действия. Он не мог говорить с тобой о браке, тем самым давая понять, что видит в сыне прямого наследника, и в то же время вписывать в завещание Октавиана. Было что-то еще, чего ты не знаешь. Или знаешь, но упустила из виду.