Григол Абашидзе - Лашарела

Дверь отворилась. Вошли тюремщики. Они заковали Лухуми в кандалы и увели его. С десятком других узников погнали его куда-то.

Под утро заключенных доставили в крепость, расположенную на крутой неприступной скале.

Черная мрачная тюрьма еще издали наводила ужас. Из толстых каменных стен, обросших мхом, сочилась вода. Темные провалы редких окон были забраны густыми железными решетками.

Стражники сдали арестованных начальнику тюрьмы, который распределил их по камерам. Лухуми долго вели по темным крутым лестницам и велели остановиться перед железной дверью.

Отомкнув три замка, стражники с трудом отворили тяжелую дверь. В темном провале мерцал слабый свет.

Тюремщики сняли с Лухуми кандалы и цепями приковали его к стене. Этого им показалось мало, они опоясали его железным обручем и, точно зверя свалив на пол, ушли.

Как волкодав на привязи, метался Лухуми, он задыхался от бессильного гнева. Наконец он устал, и ярость его как будто унялась. Обессиленный, он опустился на пол.

Раз в неделю его ненадолго выводили на тюремный двор подышать воздухом.

Кого только не встречал Лухуми на этих прогулках: и мятежников, и воров, и убийц, и разбойников! Сначала он ужасался, когда узнавал о совершенном тем или иным узником преступлении. Но, вдумываясь в причины, их вызывавшие, он часто начинал жалеть преступника. Большинство заключенных составляли простые бедные люди, труженики, привязанные, как и он, к своей семье и хозяйству, ввергнутые в тюрьму жестокостью и несправедливостью, царящими в этом мире. Они или вообще не были ни в чем виноваты, как и Лухуми, или были превращены в преступников власть имущими.

Во дворце сначала никто не знал, откуда явилась Лилэ, кто она такая, да и никого это особенно не занимало. Бывало уже так не раз – наскучит царю очередная наложница, и, смотришь, ее уже выпроводили из дворца, а место ее занимает другая. Думали, и сейчас будет так же.

Но предположения царедворцев не оправдались. Время шло, а Георгий все больше привязывался к Лилэ и требовал, чтобы все относились к ней с почтением.

После прибытия Лухуми в качестве гонца придворные стали доискиваться причины переполоха на приеме. В конце концов всем стало известно, кто такая Лилэ.

– У преданного слуги, не щадившего жизни ради его спасения, царь отнял жену! – возмущались одни.

– Может ли жена крестьянина стать царицей? Неужели наши жены должны будут ей кланяться? Неслыханное дело! – выходили из себя другие.

Поддерживая их, католикос яростно вопил:

– Безбожник, он хочет подорвать основы веры, посмел отнять у мужа венчанную жену! Нельзя терпеть поругания супружеского ложа, чистоты освященного церковью брака!

Открыто выступали против царя почти все родовитые вельможи и священнослужители.

До Лаши доходили эти речи, но они его мало трогали. Напротив, он стал действовать еще смелее, сажал Лилэ рядом с собой на приемах и на совете, требовал, чтобы ей оказывали царские почести.

Лилэ становилась все более и более горделивой, предсмертные слова матери все чаще звучали у нее в ушах. Да, она должна быть царицей и будет ею. Георгий любит ее. Он благороден и смел. Он настоящий царь. Царь царей! Кто посмеет противиться ему? Он всех сумеет поставить на место. И Лилэ должна быть достойна своего возлюбленного, своего царственного супруга.

Между тем вельможи подослали к царю дворцового священника. Тот прочел Георгию долгую проповедь: брак священен, и ложе супружеское неприкосновенно в чистоте своей. А у христиан постыдным считается отнимать у мужа венчанную жену. За блуд господь карает. Царь не должен держать у себя наложницу.

Царь слушал краем уха, а когда священник кончил свое внушение, заявил:

– Я люблю Лилэ чистою любовью, всем своим сердцем. Она не наложница моя, я не могу жить без нее. Прошу твое преподобие и всю грузинскую церковь, дайте ей развод и позвольте мне сочетаться с ней браком, законным перед богом и церковью.

Духовнику были известны намерения дарбази и католикоса, поэтому он решительно отвечал царю: ни дарбази, ни церковь, ни народ не допустят, чтобы царь венчался с чужой женой при живом супруге. Он припомнил, что было с царем Давидом и Ашотом Куропалатом, пугал проклятием на этом свете и адским пламенем на том.

– Не подобает царям брать в жены простолюдинок и сажать их рядом с собой на престол, – заметил священник и в заключение добавил: – Тебе, государь, следует позаботиться о наследнике, жениться на благородной девице, дочери христианского царя или знатного князя.

Но ни проклятие, ни Судный день не пугали Георгия. Он твердо стоял на своем и заявил священнику, полный убеждения в своей правоте:

– Я никого не хочу в жены, кроме Лилэ. А если церковь не даст мне благословения, я буду жить с ней без церковного брака до конца своих дней.

Ахалцихели только по возвращении из похода узнал о том, какой прием оказал царь его вестнику. Он сразу же встревожился – где же теперь Лухуми? Угрожая одним, щедро одаряя других, он узнал наконец, что Лухуми заточен в крепость. По чьему приказу, он так и не смог узнать.

Негодование Шалвы не знало пределов. "Так подло поступить с преданным слугой, который жизни своей не щадил ради государя! – думал он. – Вот знамение времени! Царь не только отнял у слуги жену, он допустил, чтобы его бросили в тюрьму. Он не заботится о святости своего имени, о прочности трона!"

И раньше Ахалцихели знал за царем неблаговидные поступки. Но ему казалось, что Георгий не лишен благородства и великодушия и что эти качества со временем возьмут верх над недостойными поступками.

Однако теперь чаша терпения переполнилась. Честный человек, любивший свою родину, Шалва видел, как бесчинства, порочащие царя, сводят на нет все его, Шалвы, старания и заботы о могуществе и благосостоянии Грузии. Разве с таким царем, который не знает благодарности к своим слугам и не желает обуздать свои страсти, выполнишь заветную мечту грузинских государей – превратишь Грузию в новый Рим?!

Возмущенный Шалва не пошел к царю после возвращения из нахичеванского похода и, нигде не показываясь, заперся у себя дома.

Между тем слухи о том, что случилось с женой Лухуми и с ним самим, достигли войска. Началось брожение, которое угрожало перейти в мятеж.

Тысяча, ходившая в поход под началом Лухуми, собралась у дома Ахалцихели: воины требовали освободить своего предводителя.

Шалва дал слово ходатаям принять меры к освобождению Мигриаули.

Опасаясь усиления волнений, он распорядился, чтобы все эристави вывели свои войска за пределы города, обещал взбунтовавшимся отрядам удовлетворить их требование и отвратил от страны опасность военного мятежа.

Лаша оказался плохим союзником в борьбе за укрепление трона. Из-за его опрометчивости не удалось довести до конца наем кипчакского войска, а последний поступок царя превосходил все остальные. Унижение и поругание чести преданного слуги и храброго воина было вызовом всему народу. На примере Лухуми народ воочию увидел бесполезность служения царю, не помнящему добра.