Юрий Никитин - Князь Владимир

Епископ отшатнулся:

– Но как я тогда смогу?

– Ты ж не Адальберт с его прямотой и невежеством? Умей доказывать преимущество веры в Христа.

– Это непросто, – пробормотал епископ в затруднении. – По Руси немало бродит проповедников из Константинополя! Эти хитрые греки умеют вести сладкие речи, щеголять ученостью. Нам с ними тягаться в коварстве трудно.

– А надо. Боюсь, русы станут склоняться на сторону Царьграда. Но есть и еще более грозная опасность!

– Какая?

– Быстро растет влияние сарацинской веры.

– Я выеду завтра же утром, – решительно сказал епископ.

– Через неделю, – уточнил Бенедикт. – Дадим в помощь священников, мощи святых, реликвии, книги. И – во славу Христа!

Под ярким весенним солнцем через северный лес двигалось пешее войско варягов. Прошлым летом здесь была дорога, так уверяют проводники, но после осенних дождей, лютой зимы и весеннего половодья дороги приходится не только торить заново, но и разведывать. Завалы и буреломы, ощерившиеся к небу выворотни расположились на месте прошлогодних дорог так, будто их туда бросили с начала времен.

Владимир с Ингельдом и проводником шли впереди. Местный охотник смотрел на норманнов с великим удивлением. Жизнь прожил, но не знал, что есть люди, говорящие на другом языке. Не знал он, как выяснил Владимир, что на свете есть кони – звери, похожие на безрогих лосей, но люди наловчились на них ездить и возить тяжести, не знал о коровах, что не убегают, живут бок о бок с людьми, у коров люди берут молоко, сметану, сыр, масло… Охотник стал допытываться, что такое сыр и масло, после чего Владимир подумал лишь, что откуда здесь коню взяться – двух шагов не пройдет по завалам да буреломам. Это человек живет везде…

По ночам землю подмораживало, но с утра весеннее солнце уже нагревало головы и спины. Конунг в последний момент расщедрился: вместо пяти тысяч человек дал восемь. Викинги хоть и видели коней, но верховой езды не знали, от коней шарахались, зато в пешем переходе через лес показали себя так же хорошо, как умели выказывать в бою.

Когда наткнулись на довольно богатую весь, Владимир велел собрать все подводы, посадил три десятка викингов, запрягли лучших коней, и маленький отряд отправился впереди войска. Сам Владимир ехал верхом. Ингельд косился завистливо, клялся научиться держаться в седле, когда остановятся на сутки-двое.

Когда с холма показался Новгород, они уже обогнали основное войско на два суточных перехода. Владимир бросил Ингельду:

– Пойдешь со мной?

Глаза хольмградца безумно горели, по лицу пошли красные пятна. Таким Ингельд не видел его даже перед поединком с Олафом. Сейчас новгородец часто дышал, грудь вздымалась, как море в час прилива, его распирала долго сдерживаемая – почти три года! – ярость и жажда мести.

– Сколько людей взять?

– Хватит и десятка. Но назови самых быстрых!

Ингельд кивнул понимающе:

– Не хочешь, чтобы твои враги ушли?

– Боюсь этого, – признался Владимир.

Ингельд взглянул с еще большим уважением. Хольмградский конунг боится не боя, а что враги убегут, сдав город без сражения. Такой конунг заслуживает славы. За ним пойдут самые яростные воины, а сам конунг достоин прозвища Вольдемар Кровавый Меч!

– Я отберу самых отважных, – пообещал он. – И быстрых.

Они выждали, когда к городским воротам потянулись телеги из весей, где везли свежую рыбу, туши забитых оленей, мешки с мукой и зерном. Захватив две подводы, что тащились особняком, быстро зарезали несчастных весян, Владимир с Ингельдом взяли вожжи в руки, а викингов спрятали в мешки, высыпав зерно в грязь и забросав прошлогодними листьями.

Ингельд ворчал: ему досталась тесная одежда селянина, вдобавок обильно забрызганная кровью. Владимир умудрился зарезать двоих, не уронив на одежду ни капли.

– Если спросят, – утешил Владимир, – сошлись на меня. Я скажу, что побил тебя за плохое… ну, плохое поведение.

– Я скажу, что твою жену увел! – вызвался Ингельд злорадно.

– Ну, моих жен увести трудно. Их у меня больше десятка…

Но помрачнел, ибо сладкую плоть его женщин сейчас терзают чужие руки. Даже тех женщин, кто в дальних весях. Истекают слюнями счастья, что завладели его женщинами, женщинами князя! Уже только эти мысли заново придают силы их плоти. Его женщин жаждут еще и потому, что тем самым попирают его и возносят себя. Разве не все войны ведутся для того, чтобы жадно сорвать одежду с женщин соседа?

Стражи ворот еще дремали под утренним солнцем. Владимир боялся, что будут взимать плату за въезд, тогда проверят, что везут в мешках, но в Новгород еще не докатился обычай взимать мзду за все и со всех, а мостовую пошлину уплатили еще поселяне.

Им махнули равнодушно, поленившись сдвинуть задницы с прогреваемого солнцем местечка, и две подводы въехали в город. Ингельд с любопытством глазел по сторонам, Владимир сидел насупившись, капюшон надвинул на лоб, пряча глаза, руки сунул под мышки, ежился. Страж на выезде из ворот в город сказал сочувствующе:

– Лихоманка бьет? Пьете, дурни, болотную воду…

Владимир кивнул, пряча лицо. Страж наверняка знает его. За три года в Новгороде что могло измениться?

– Вернешься, – продолжил страж, – выпей меду и пропарься хорошенько! А то подохнешь, кто нам зерно возить будет?

Он захохотал, потом вдруг на лице появилось подозрение.

– Эй, что-то в тебе такое… А ну, покажь свое свинячье рыло!

Владимир приготовился стегнуть коня и понестись в город, но, как назло, впереди на улице показался целый отряд. Они шли на смену ночной стражи, все выспавшиеся, здоровые, сильные, готовые разнести вдрызг что угодно и кого угодно.

– Тебе рыло мое ничего не скажет, – пробормотал Владимир. Краем глаза он увидел, как подобрался Ингельд. Рука викинга скользнула под сиденье, где прятал меч.

– Все же покажи! – настаивал страж.

С неожиданной легкостью он вспрыгнул на колесо, быстро приподнял капюшон. Его глаза выпучились. На лице изумление. Он раскрыл рот для вопля, Владимир сказал жестко:

– Молчи! Иначе сейчас умрешь!

Страж опустил глаза, острие ножа касалось его живота. Страж выпустил воздух, покачал головой:

– Княже… Да ты что? Мы ж тебя все время ждали! Да ты только кликни… нет, я сам кликну, мы все за тобой, куда велишь!

Владимир ощутил, как гора свалилась с плеч. Он шепнул:

– Когда услышишь крики от княжьего терема, скажешь всем, что я вернулся. А пока никому, понял?

Страж закивал радостно:

– Понял. Посадник и его люди спят долго, возьмешь тепленькими. Это не мы, новгородцы, что встаем с петухами!

– Ты догадлив, – одобрил Владимир. – Быть тебе десятником!

Страж соскочил на землю, Владимир хлестнул коня. За спиной слышал облегченный вздох Ингельда, что едва не сдул его с повозки, а потом чей-то голос: