Николай Васильев - Удачи поручика Ржевского

— Пробовал, но она так надменно на меня посмотрела… На другой день эскадрон Ржевского был послан на поиски польской партизанской группы, посмевшей напасть и вырезать один из дозоров Милорадовича. Дмитрий доехал до места вчерашнего нападения, осмотрел вместе с бывальцами следы лошадиных копыт на земле (в конце февраля снег совсем сошел, и земля стала оттаивать) и нашел характерный отпечаток подковы. После чего разослал 4 своих взвода веером по проселкам, а сам с десятком гусар остался на месте. Тут на них и выскочил тот самый отряд (сабель тридцать), бывший в засаде. Гусары по команде тотчас пошли колонной в бега (описывая большой круг), поляки ринулись стаей за ними, а Ржевский в соседстве с Денисовым и Говоровым стал их расстреливать в своем фирменном стиле. Потеряв пятерых товарищей, поляки потеряли и интерес к зубастым гусарам и отвернули в сторону. Но на выстрелы среагировал один из взводов, оказавшийся поблизости, и перехватил партизан, связав их сабельным боем. С тыла налетел десяток Ржевского, и тут поляки кинулись уже врассыпную. Многих удалось догнать, причем троих пленить, прочие скрылись. Поручик допросил каждого по отдельности и, выдавая им незначительные персональные сведения, сумел убедить, что два других во всем сознались; тогда кололся и третий. Выяснилось, что это инициативный дозор Понятовского, а командовал им поручик Твардовский, павший сегодня от пули первым. В расположение полка Ржевский вернулся перед закатом и пошел на доклад к Новосельцеву. В окно он увидел Басю, загоняющую свою паству домой, и, ловко сманеврировав, оказался у ней на пути в одном из коридоров — при этом встретил спиной, изобразив задумчивость перед окном. Она могла пройти мимо (очень уж он задумался), но женская природа победила, и Ржевский услышал голос-колокольчик:

— Вы уже вернулись, поручик?

— А? Да-да, вернулся, панна Барбара.

— От вас пахнет порохом, — поморщилась девушка. — Много поляков сегодня убили?

— Пан Михал Твардовский вам знаком?

— Н-нет, вроде бы…

— Он вырезал вчера наш дозор к западу от форштадта Воля. Мы их нашли и покарали — не всех, правда. Сам Твардовский очень хотел меня зарубить, но пуля все же быстрее сабли.

— Жаль, что ему не удалось это сделать. Вы ведь дьявольски ловки и многих наших защитников можете еще убить…

— Самсон тоже был ловок и силен, но его угораздило влюбиться. В пылу страсти он выдал прельстительнице секрет своей силы — и погиб.

— К чему это сравнение? Разве вы в кого-то здесь влюблены?

— Слово «любовь» меня пугает, но сила страсти мне знакома. Я встретил случайно ваш яростный взгляд в мою сторону и теперь еженощно борюсь со своей пробудившейся страстью. Совершенно не высыпаюсь, просто беда.

— Надо же какой эффект возымел тот случайный взгляд! Самсон Ржевский вот-вот погибнет от недосыпания! К сожалению, мне надо идти кормить перед сном моих деточек, и я вынуждена прервать ваши излияния. До новых встреч, Самсон! Берегите свои волосы…

— Разве вы ложитесь вместе с детьми? До полуночи еще достаточно времени…

— Достаточно для чего?

— Для беседы тет-а-тет, которая обещает стать занимательной.

Обещаю за время перерыва на ужин смыть с себя пыль и запах пороха.

— О, да вы будто не на беседу, а на свидание собираетесь…

— Не будем играть словами. Беседа, перешедшая в свидание, — такое случалось с мужчинами и женщинами множество раз. Почему мы должны быть исключением?

— Потому что мы враги! Ваши соотечественники бьются с моими, а вы пытаетесь заигрывать с девушкой из вражеского стана!

— Этот аспект мы непременно затронем в будущей беседе, которую я предлагаю провести в садовом павильоне. В нем, я заметил, есть печка. Я ее протоплю к вашему приходу.

— Я туда не приду!

— Ну, затхлый павильон, действительно, не самое удобное место для свиданья. Но я еще плохо ориентируюсь в дворцовых помещениях, а вы наверняка хорошо. Умоляю, выберите место встречи сами! Слова переполняют мне голову, она от них вот-вот лопнет!

— И прекрасно!

— То же самое с чувствами, которые кипят в моей груди: ими непременно надо поделиться, для меня одного их слишком много.

— Вы сейчас похожи на носорога, офицер: такой же настырный и тупой. Повторяю по-французски: Je ne veux pas tomber dans vos bras. (Я не желаю попасть к вам в объятья!)

— Вы правы, Барбара. Мой разум меня покинул. А я им так гордился… Пойду. Спокойной ночи.

Вечером третьего дня Ржевский вновь послал к Басе Арцимовича — с очередной байкой. Будто бы они были сегодня в Варшаве (они и правда были, но в карауле возле Королевского дворца, запертого и опломбированного во избежанье сами знаете чего) и Ржевский сумел познакомиться с элегантной аристократкой, которая оказалась вдовой.

Их беседа длилась около часа и закончилась приглашением посетить дом этой дамы — в любое удобное для пана Ржевского время. Теперь поручик ходит в задумчивости, теребит усы и сосет пустую трубку, что у него означает крайнюю степень растерянности.

— Как звать эту аристократку? — нервно спросила Бася.

— Эвелина Чаплинская, — сказал Сашка согласованное имя, вызнанное у того же конюха.

— Известная стерва, — зло скривила рот Бася. — Ей все равно, что француз, что русский… А что же господин Ржевский так растерялся?

В самый раз поделиться с дамой чувствами…

— У него, кажется, есть уже зазноба…

— Кто же это?

— Он нам не говорит. После чего Сашка стал изливаться в своих чувствах к Басе, упирая на то, что его и три посторонние Эвелины не смогли бы отвратить от нее.

— Глупости это, корнет, — прервала его Собеская и провела нежно ладошкой по щеке. — Ваша дама ждет вас на жизненном пути впереди.

Нужно только остаться в живых на этой войне, которая кажется бесконечной. Спустя час к Ржевскому подбежал гайдучонок (бывший у Собеских в холопах) и передал записку, в которой были слова:

— Je vous attends pour une cоnversation (Жду вас на беседу).

— Вот то-то, — удовлетворенно хмыкнул поручик и стал готовить себя к свиданию. Когда он подошел коридором к входу в аппартаменты Собеских, Бася мерила его шагами.

— Да вы копуша, Ржевский! — воскликнула она приглушенно. — Я уже пять минут здесь хожу!

— Меа кульпа! — ударил поручик себя в грудь кулаком. — Мне нет прощения!

— Не паясничайте, вам не идет, — поморщилась панна. — Следуйте за мной. И пошла: сначала по коридору, затем в малоприметную боковую дверцу, выведшую на лестницу, ведущую в темный подвальный этаж. На стене она нащупала фонарь, зажгла свечу и стала смело спускаться.

«Эге, Митя, — встрепенулся Ржевский, — держи уши топориком!». В подземелье тоже оказался коридор, из которого влево и вправо вели какие-то ходы и двери. Одну из дверей Бася открыла ключом, они вошли и оказались в комнате с камином (от которого шло приятное тепло), столом и двумя креслами, а также альковом, завешенным тюлевой занавеской, за которой смутно виднелась обширная кровать с постелью.