Виталий Коротич - От первого лица [litres]

Как-то Александр Яковлев рассказал мне, что они на шли наконец папку с делом Лаврентия Берии и готовят его к публикации. Я выпрашивал это дело у двух последних советских руководителей КГБ, Чебрикова и Крючкова, и оба божились, что такого дела в их ведомстве нет, поскольку им не разрешали хранить у себя результаты наблюдения за членами политбюро. Я шел просить то же дело у Горбачева и натыкался на разведенные руки и уверения в том, что нет у него ничего подобного. Даже в самые разгульные демократические времена мы ничего не рассказываем о жизни всех лениных – сталиных, втихаря превративших страну в застенок. Боюсь, не скоро еще расскажем…

Иногда прорывалось. Следователь Тельман Гдлян показывал мне видеопленки допросов узбекских партийных вождей. От некоторых допросов подташнивало. Управляющий делами ЦК спокойно этак показывает: «Товарищ Рашидов приказал мне привезти ему четыреста тысяч рублей в чемоданчике». – «А много ли это?» – вопрошает любопытный следователь. «Да что вы, – улыбается управделами. – Такой вот небольшой чемоданчик…» – «А зачем ему это?» – «Разве задают такие вопросы членам политбюро?» – застенчиво пожимает плечами партийный чиновник. Многих вопросов не задают до сих пор. При всей свободе прессы и прочих сопутствующих свободах, это у нас надолго.

Уважаемый Запад, когда вы сделаете перерыв в своих спорах о том, настала ли демократия в России и других послесоветских странах, приезжайте, и я покажу вам масленую рожу управляющего делами ЦК. Он и сейчас чем-то руководит.

Уголовный мир устроен по точно таким же правилам; там все очень похоже на нормальное советское и послесоветское, чиновниками отлаженное бытие. Воровские структуры строятся по принципу взаимной зависимости, подразумевая при этом строгую подчиненность и благодарность старшему банды за любую подачку. «Закон, по которому радость приходит, закон, по которому степь плодородит», – как пел казахский народный поэт Джамбул Джабаев.

Я уже рассказывал вам, как недолго поредактировал киевский журнал «Ранок» в начале шестидесятых и как меня за это ненадолго прикрепили к поликлинике для господ. Тогда же мне сообщили, что я раз в год могу получать бесплатную путевку в южный спецсанаторий. Я выслушал, поблагодарил и не получил. Через год я снова отказался от путевки; тогда меня пригласили к начальству и объяснили очень понятно: «Это как понимать? Мы, значит, жулики, получаем путевки, а ты чистенький – не берешь?» Забавно, что у меня тогда не было и намека на бунт; попросту я предпочитал отдыхать по-своему, на природе. Но мне напомнили, что многое в верхних слоях власти держится именно на правилах круговой поруки. С верхних чиновничьих этажей не выходят по своей воле; оттуда могут вытолкнуть, выпереть, вытеснить. Как говорят блатные: «Вход – копейка, выход – рубль!»

Следующий раз, когда меня допустили к кормушкам, случился уже в Москве. К тому времени я был постарше, а кормушки – поглубже. Мне сразу же напомнили об этом, хмыкнув при упоминании о провинциальных киевских привилегиях. Зря они, конечно, хмыкали: киевским вождям и сигареты набивали на специальном конвейере, а при посещении главными из них плодородной глубинки к поездам цепляли спецвагоны для перевозки подарков от трудового народа. Но в Москве и вправду все было в большем порядке, пирог разрезался на кусочки поточнее, едоков было много.

Часть заработной платы я получал талонами, на которые можно было купить еду, в нормальных магазинах не появлявшуюся, и – очень дешево. К моей семье прикрепили личного врача, который уже через день напомнил, что пора бы обследоваться. Раз в месяц я получал полный реестр всех книг, изданных в стране. Надо было отметить те из них, что мне нужны, и в течение недели их приносили, перевязанные бечевкой. К моим личным и семейным услугам был автомобиль, дача под Москвой, разные путевки, билеты в кино и театры, а также множество других благ, о которых сразу и не упомнишь. Ни одного закона, который бы легализировал всю эту благодать, не было в помине, но меня принимали в верхах чиновничьего ордена, похлопывая по плечу разноцветными мандатами, как рыцаря – мечом.

Начиная разоблачать все это безобразие, я, конечно, понятия не имел, до какого размаха раскинется чиновничья власть в послесоветской России! Но и тогда, в восьмидесятых, меня вызвали в ЦК, снисходительно выслушали монолог о моем отношении к льготам и спросили, вправду ли я так заинтересован, чтобы моя жена стояла в очередях. «Она же вас бросит!» – доверительно сказала инспекторша.

Когда мы затеяли в «Огоньке» борьбу против привилегий, мне пришлось побывать на заседании политбюро ЦК вместе с другими руководителями тогдашнего Союза писателей. Забавно, что два противника, Горбачев и Лигачев, сошлись на одном тезисе: привилегии необходимы. При этом, как сказал мне Лигачев, их вовсе не следует считать привилегиями. «У завода, – заявил он, – есть же свои детские сады и пионерские лагеря! Мы в ЦК тоже строим места отдыха, но уже в пределах своих возможностей…»

Он, по-моему, действительно не понимал, что возможности партийной элиты и ее мраморные дворцы у моря начинались с возможности обокрасть тот самый завод со всеми его картонно-фанерными дачками и нищенскими детсадиками.

После нелепого августовского путча 1991 года приоткрыли несколько сейфов управления делами ЦК и увидели, что действовала даже специальная служба, поставлявшая начальству французскую косметику и японскую электронику, закупавшая ювелирные цацки для самых главных политбюровских супруг. В феврале 1992 года в газетах воспроизвели чек на сережки для супруги генсека, купленные в Женеве за 15 с лишним тысяч долларов. Тогда же в Праге пошел под суд бывший секретарь их ЦК Биляк, переведший на счета московской компартии со счетов своей родимой организации коммунистов 10 миллионов долларов, – для красивой жизни коллег. Ах, как они знали толк в этой жизни! В 1989 году голландская резидентура КГБ закупила на 13 тысяч гульденов переплетных материалов для личных библиотек высших советских чиновников…

В начале семидесятых годов на Сицилии, в Италии, у меня вышла книга. Тогда же я гостил у местных издателей с писателями; ко мне прикрепили водителя, который сказал, что он возил советских коммунистических начальников, прибывавших на отдых на Сицилию. Это тогда-то! «Они были молчаливые, занудные какие-то, испуганные, – жаловался водитель. – А по вечерам выпивали и пели, грустно так…» Тот же водитель сказал мне, что у них на Сицилии приличную работу можно найти только у мафии, у коммунистов или у церкви – он так и перечислил, никого не оценивая и не выделяя из ряда…

Когда-то Сталин сказал, что «народ должен знать своих вождей», и сделал все для того, чтобы народ не знал их. А много вы знаете о жизни мафии? В основном одни только кинофантазии…