Роберто Пацци - В поисках императора

Снова эти кошки, да умолкнут они когда-нибудь или нет!

Аликс всхлипывала в своей спальне, но Николай ее не слышал, он был в Ливадии. Ему снился сон. Он разговаривал со своим отцом о том, как закрыть революционерам доступ в Крым; для этого отец предлагал высушить море и начать править новыми землями. Рыбы подплывали во множестве к берегу и звали его: «Николай! Николай! Не соглашайся с отцом… Не соглашайся с отцом…» Но Александр III настаивал: «Запомни, сын мой, нужно собрать на юге самые верные полки, тогда ты без труда сможешь перекрыть полуостров. Я должен отплыть морем, а вы высушите его, когда я отправлюсь. Мой корабль будет последним. Вы будете править всем дном морским».

Аликс молча подошла к кровати сына и наклонилась над ним. – Мама, папа спит, давай не будем будить его.

– Ты тоже не спишь из-за кошек?

– Мама, на что они жалуются? У них такие человеческие голоса.

– Может быть, им больно, Алеша. Попробуй уснуть, сынок. Выйдя из комнаты сына, Аликс наткнулась на Дмитрия. «Ей тоже не спится», – подумал солдат. Она вошла в спальню дочерей, и Дмитрий больше не смог различить го́лоса Марии.

– Ольга, вы не спите? И Алеша не может заснуть. То лько ваш отец спит. Не забудьте, что завтра утром придет батюшка; будем, надеяться, что он сможет что-то для нас сделать…

– Maman, не надо иллюзий, он такой же несчастный человек, как и тот, предыдущий, – ответила ей Ольга.

Демидова присела у окна в своей комнате. Харитонов угомонился только несколько минут назад, и она все еще улыбалась, вспоминая, как он пытался отогнать кошек. Она всегда больше боялась не мертвых, а живых, например этих солдат с каменными лицами; они ведь совсем молодые, недавно присланные Уральским Советом. Совершенно непохожи на солдат из Царского Села и Тобольска. Сама она хоть завтра могла уйти из Ипатьевского дома, она ведь не была членом семьи, но ни на секунду даже не задумалась о такой возможности. Она последует за Романовыми куда угодно. Иначе кто позаботится о ее хозяйке, Александре Феодоровне, которая устроила одного ее брата, больного, в Московскую семинарию, а другого, Андрея, в царскую канцелярию? Они всем были обязаны царице. И они не из тех, кто забывает добро. Она хотела бы объяснить это еще Авдееву [23] Александр Дмитриевич Авдеев (1887–1947), участник революционного движения на Урале, комендант «дома особого назначения» (Ипатьевского дома) до 4 июля 1918 г. , предшественнику Юровского, тому, который ее вместе с Труппом и Харитоновым называл «лакеями кровососов». Этот мерзавец каждый день прихватывал то пару туфель, то пальто, то ручку царевича, несчастного ребенка; мелкий воришка, да и только!

«Господи, весь мир вверх дном! Кто знает, где сейчас отец и братья…» – это была единственная мысль, которая мучила ее и не давала уснуть ночами. Было нестерпимо тяжело не знать ничего о своих, о Ниночке, любимой племяннице, которая только начала ходить, когда их увезли в Сибирь на поезде с пулеметчиками впереди и сзади. Нина была там, за этой нескончаемой темнотой, теперь она уже научилась говорить, может, выговаривает и тетино имя… Она походила на маленького пушистого котика, когда засыпала на руках. Будь проклята эта революция! Будь проклята эта война! При чем тут мы, я и Нина? И самая верная камеристка императрицы вытерла слезы уголком передника, подняв глаза к звездам. Джой, спаниель Алексея, радостно подпрыгивал у ее ног.

– Слышишь кошек, Джой? Слышишь, как они плачут? Бедное мое животное, мне совсем нечем тебя угостить. – И она взяла его на руки, думая о Нине.

Солдаты Его Императорского Величества, не знавшие о том, что в России больше нет императора, быстро продвигались по тайге, следуя за Кайджаром, который плохо говорил по-русски, зато хорошо знал язык волков, лосей и куропаток. Выученные им во время нескольких коротких вылазок, они уже умели обходиться без слов, сообщая друг другу все необходимое знаками, но еще не научились внезапно исчезать из вида, как Кайджар, который пропадал на глазах, словно сам был одним из лесных призраков, которых так боялся и всегда старался задобрить.

Иногда им казалось, что он рядом, лишь в нескольких шагах, они чувствовали его близость по хрустнувшей под ногами ветке, по шороху травы; но вдруг крик глухаря заставлял их поднять головы вверх, и оказывалось, что это был он, Кайджар, забравшийся на дерево, чтобы высмотреть что-то в этом зеленом море. Те, кто посильнее, пробовали сделать то же самое, и некоторым удалось забраться на самые вершины деревьев. Игнат, добравшись до верхушки, был так поражен увиденным, что попросту забыл об охоте.

Куда бы ни направлял он взгляда, везде было зелено, только зелень эта состояла из мириада разнообразных оттенков, а над бесконечным зеленым морем простиралась синяя бесконечность небес, такая синяя, какой ему еще видывать не приходилось. Вершины деревьев были разными. Некоторые, самые гордые и сильные, словно хотели пронзить небо и вырваться туда, за облака: они с трудом смирялись с невозможностью сделать это немедленно и откладывали решающий рывок на следующую весну. Другие кроны, покруглее и поприветливее, были обеспокоены лишь тем, чтобы дать надежное укрытие всем своим бесчисленным обитателям, ведь тут, в их гнездах, дуплах и норках бурлила жизнь. Было ясно, что они – лесные патриархи, многовековые старейшины. Наверное, когда-то они тоже рвались туда, в высоту, о которой сегодня мечтали молодые деревья, и, может быть, они даже достигли заветной голубой дали, а потом забыли об этом, приняв на себя заботу о всех живых существах, которым дали приют.

Осматривая тайгу с такой высоты, Игнат подумал, что часы, месяцы, годы ничем не отличаются друг от друга и бессмысленно их пересчитывать. Птицы с огромными крыльями камнем падали вниз, наметив какую-то цель между деревьями; краткий крик откуда-то снизу возвещал, что одна лесная жизнь была принесена в жертву другой по самому древнему закону земли, закону сильного. Снова он подумал про «амбу», тигра, убившего кобылу их капитана и выдравшего кусок мяса у жертвы из бедра.

Снизу доносились крики друзей, которые тревожились из-за его долгого отсутствия:

– Игнат! Игнат! Где ты?

Было приятно слышать свое имя и смотреть на бесконечную тайгу у своих ног. Его раздирали противоречивые чувства, хотелось забыть про войну, про полк, про царя, но мешала привязанность к друзьям, к Михаилу и его шуткам, тоска по своему далекому селу. Он медленно начал спускаться вниз, и вот уже показался над головами обеспокоенных товарищей по «охотничьему» взводу.

– Да ты с ума сошел, Игнат? Мы тебя совсем потеряли! Ты ведь не Кайджар, если потеряешься тут, погибнешь! Забыл, чем Петр безумный кончил? – Михаил был вне себя и никак не мог остановиться, но прошло десять минут, и он уже снова сыпал шутками.