Роберто Пацци - В поисках императора

– Тебе, Игнат, видать, все крылья за плечами мерещатся? Хочу, мол, до дому полететь, к моей распрекрасной Матрене… Та к ведь, Игнатик? – так дразнили его товарищи, пока не вышли на берег большой реки, где Кайджар объявил капитану, что надо сделать привал и поесть.

– Что это за река? – спросил капитан Кайджара.

Тот посмотрел на него, но не промолвил ни слова. Казалось, он развеселился. За него ответил один из якутов:

– Господин капитан, для него река – это река, зачем ей имя… Простите его, господин капитан.

Не утруждая себя запоминанием названия, Кайджар прекрасно знал подводные течения реки, ее мели, холодные и теплые ключи, пороги, рыб и водоросли, и ни один из почетных географов петербургской Военной академии, из тех самых, которые нанесли на карту Сибири голубую ниточку, обозначающую эту реку, не смог бы с ним соперничать. Повозившись несколько минут, он устроился у маленького спокойного полуозерца, образованного отводком реки, и вскоре достал из зеленых водорослей большую розовую рыбу. Потом он медленно ел, выбирая те куски рыбы, которые могли дать ему больше силы, много пил и часто смачивал лицо и руки водкой. Ни под каким предлогом не соглашался он затушить огонь, послуживший им для того, чтобы поджарить рыбу и подстреленных птиц. Огонь – священный, он для всех. Он может помочь другим людям в этой тайге. Когда солдаты услышали про людей в тайге, они не смогли удержаться от улыбки. Какие люди могут быть в этом бесконечном лесу? Только если поверить тем историям, которые Кайджар рассказывал в лагере, когда любопытные собирались послушать бывалого таежного охотника…

«Амба! Амба!» – Кайджар остановился и сделал знак затаиться. Он изменился мгновенно. Теперь он был не комичным и кривоногим узкоглазым человечком, а статуей, воплощением суровости и тревоги, его взгляд не метался в поисках животного от дерева к дереву, но был обращен внутрь себя, будто бы Кайджар вызывал зверя откуда-то из глубин собственной души. Не говоря ни слова, жестами и глазами он сумел совершенно точно передать всем, что нужно делать. Охотники, обученные Кайджаром, отделились от товарищей и слаженно двинулись в сторону самой густой чащи. Рисунок их перемещений был так запутан, будто они, поддерживая непрерывную связь с Кайджаром благодаря разученным крикам, обманывали не только тигра, мелькнувшего на какую-то долю секунды желтой молнией перед глазами Игната и Михаила, но и всех остальных членов экспедиции.

Самым беспокойным из них оказался капитан, тот самый, который прежде пытался узнать название реки. Помня о своей ответственности перед командиром полка и о том, что через два дня им положено возвратиться, после нескольких часов преследования он уже задавал себе вопрос, не пора ли отдать приказ рядовому Кайджару остановиться. Но рядового Кайджара больше не существовало. Он, как и тигр, сделался совершенно невидимым. Однако солдаты-охотники, которые пошли за ним, ощущали его присутствие, не нуждаясь в зрительном подтверждении.

Кайджар решил перебираться по нижним веткам деревьев, не желая больше двигаться по земле, где запахи, следы, хруст сломанных веток, сдвинутые с места камни и трава, которая приминалась под ногами, могли выдать тигру преследователя. Охотник двигался так же, как его добыча, говорил с ней на одном языке, обхаживал ее, как самец обхаживает самку. Иногда его серая форма показывалась на секунду среди зелени ветвей.

Небо уже потемнело, света в чаще почти не было, до захода солнца оставалось совсем немного. Неужели и ночью он будет продолжать преследование? Капитан уже поднес к губам свисток, чтобы позвать Кайджара, но в воздухе прозвучал сухой хлопок выстрела, потом еще один. Раздалось рычание, от которого мороз пробежал по коже, и воцарилась тишина. Все замерли. Вдруг невероятный, фантастический крик, протяжный и вибрирующий, распорол тишину и перешел в пение, первобытный победный напев, ритмичный и очень монотонный. Это Кайджар возвещал о своей охотничьей удаче и благодарил богов, отдавая им свою добычу.

В считанные минуты все пятьдесят членов экспедиции собрались вокруг Кайджара, который, казалось, совершенно не замечал их, пока не допел своей песни и не закончил обряда. После этого он снова стал рядовым четвертой роты первого батальона и повернулся к капитану, показывая на убитого тигра. Охотники смотрели на Кайджара с восхищением и плохо скрытой завистью, ведь в глубине души каждый из них надеялся, что добыча достанется ему самому… Капитан наклонился над тигром, потом с опаской тронул его носком сапога. Полосатая голова дернулась и из маленького отверстия прямо между желтыми свирепыми глазами выплеснулась струйка крови. Нельзя было не признать, что Кайджар – великий охотник. Можно себе представить, что за встречу устроят ему в полку, когда он явится со шкурой. Игнат вдруг погрустнел, он почувствовал себя неуютно рядом с мертвым звериным телом, еще несколько минут назад полным страшной силы, он был на стороне жертвы, вольной и гордой. Он подумал о том, что вот уже десять минут как высокомерный свободолюбивый хищник принадлежит вечности, он ушел точно так же, как уходят туда презираемые им за покорность человеку кошки, собаки, курицы. Лошадь капитана была отомщена.

Подошел Михаил:

– Ух, и красивая же зверюга! Видал, Игнат? И глаза злющие, вот-вот укусит, а зубы, а мускулы!.. Понятно, как она могла столько лошадей перебить… Мы с тобой последние его живым видели, стрелой мчался, казалось, не остановить никогда…

И действительно, это они последние видели зверя живым. Кайджар повернулся к ним: он услышал их разговор и казался испуганным. Он смотрел на них с явной опаской и, похоже, колебался, заговорить или промолчать. Потом все-таки заговорил на своем ужасном языке, обращаясь к одному из якутских охотников, а Игнат с Михаилом тщетно пытались понять, о чем он твердит. Когда закончилась его возмущенная речь, охотник объяснил, что Кайджар суеверен, как и весь его народ: тот, кто видел тигра последним и не обратился к богам с подношением добычи, лишается их покровительства, этот человек будет приносить окружающим несчастье, и судьба его – затеряться в тайге. Кайджар с испугом смотрел на двоих русских солдат, но остальные уже отвлеклись, капитан приказал готовиться к ночевке, к первой ночевке в тайге, где больше нет ее «амбы».

Михаил, не принимающий всерьез рассказы о таежных духах, сразу же нашелся, чем ответить на слова Кайджара:

– Э-э, да разве ж нам бояться сглаза, правда, Игнат? Князь Ипсиланти его в два счета отведет! Или своим перебьет, у него он, поди-ка, посильнее ваших, таежных, будет, а поскольку мы – его верные служаки, который год под его началом… – Михаил рассмеялся и внезапно вспомнил, что в точности повторил слова сумасшедшего Остова.