Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

– Говоришь, вы выехали вчера, во второй половине дня?

Веспасиан, выслушавший доклад только что прибывшего декуриона, поднял бровь.

– Так точно, командир, – ответил декурион. – Ближе к сумеркам.

– Тогда почему же ты столько времени сюда добирался?

Декурион смущенно откашлялся:

– Прошу прощения, командир. Поначалу нам все казалось, что мы скачем в самую гущу врага. Эти варвары были повсюду: всадники, колесницы, пехота… Они так и кишели вокруг! Приходилось маневрировать, менять направление, чтобы не обнаружить себя, а в результате я заблудился, и мне пришлось выбираться, положившись на интуицию. Оказалось, что мы сильно уклонились к востоку, но это выяснилось лишь с зарей. Ну а уж завидев Каллеву, мы понеслись сломя голову.

– Ясно.

Веспасиан внимательно вгляделся в лицо офицера, пытаясь понять, не хитрит ли тот с ним. Труса, способного ради собственной безопасности поставить жизни товарищей под угрозу, он не простил бы. Однако покрытый грязью и явно предельно измотанный длительной скачкой декурион держался с достоинством и глаз не прятал, хотя давалось ему это с трудом. Повисло тягостное молчание, которое нарушил Веспасиан. Он спросил:

– Какова численность дуротригов?

Ему было приятно отметить, что декурион помедлил с ответом. Хотя мог бы отделаться первой пришедшей в голову цифрой и отправиться спать.

– Их где-то две тысячи… может быть, даже две с половиной, но никак не более, командир. Примерно четверть из них – тяжеловооруженные пехотинцы, остальные – голь без мало-мальски надежных доспехов. Есть там, правда, пращники, есть колесницы – десятка, наверное, три. Это все, что я видел сам, командир. Но за ночь могли подтянуться и новые силы.

– Это мы скоро выясним. – Веспасиан кивнул в сторону выхода из шатра. – Ты и твои люди свободны. Позаботься о том, чтобы все они были накормлены и могли отдохнуть.

Декурион отсалютовал, сноровисто повернулся и твердой поступью отошел от письменного стола. Веспасиан, возвысив голос, кликнул к себе штабного дежурного, и в шатер тут же влетел щеголеватый младший трибун. Будучи отпрыском знатного рода, юный Камилл исправно нес службу, но отличался заносчивостью и легкомыслием. На ходу оправляя новехонькую дорогую тунику, он нагло оттолкнул командира кавалеристов.

– Трибун! – рявкнул Веспасиан.

И декурион, и трибун вздрогнули.

– Кто позволил тебе столь неподобающе вести себя с товарищами по оружию?

– Командир, я просто торопился и впопыхах…

– Довольно! Если подобное повторится, я велю этому храброму и столь великодушно не заметившему твоей выходки декуриону взять тебя с собой в патрулирование, о котором, клянусь, ты забудешь не скоро.

Декурион ухмыльнулся при мысли о том, во что превратится холеный аристократический зад после контакта с грубым кавалерийским седлом. Все еще улыбаясь, он покинул шатер и направился к своим людям.

– Трибун, объяви боевую тревогу. Первой, Второй и Третьей когорте вели приготовиться к срочному выступлению. Остальных пусть выведут на валы. Операция предполагается ближняя, так что пайков и поклажи не брать. Колонну формировать сразу по выходу из южных ворот. Да поживее, ясно?

– Так точно, командир.

– Тогда будь любезен, займись этим.

Молодой человек ринулся к выходу.

– Трибун! – крикнул Веспасиан ему вслед.

Трибун повернулся и с немалым для себя удивлением натолкнулся на очень твердый и чуть иронический взгляд.

– Квинт Камилл, постарайся выполнять свои обязанности несуетливо, без спешки. Вот увидишь, это сразу внесет нужный тон в твои отношения с боевыми товарищами и, что существенней, с подчиненными. Никому ведь не хочется думать, что его судьба вверена школяру-переростку.

Юноша вспыхнул, однако сумел справиться с растерянностью и гневом. Веспасиан кивком указал на выход, и трибун, развернувшись на каблуках, четким шагом покинул шатер.

Молодой Камилл получил суровую отповедь, но это заставит его вести себя поскромней. Что немаловажно, так как рядовые легионеры поглядывают с презрением на таких вот хлыщей, для которых армейская служба является лишь ступенькой к дальнейшей карьере. Мальчишеское высокомерие отпрысков знатных фамилий раздражает солдат. Именно оно, если копнуть глубже, во многом и формирует нелестное отношение армии к высшим слоям римского общества. Социальные перепады в военной среде вообще порождают уйму проблем, без дела усугублять их не стоит. Хуже нет – вести в бой недовольных тобою людей. Камиллу придется весьма постараться, чтобы завоевать их доверие.

Мысли Веспасиана опять вернулись к вопросу, который его занимал до того, как ему доложили о затруднительном положении Четвертой когорты. По-прежнему не было отклика на послание, отправленное Авлу Плавту. Конечно, в нынешнее межсезонье да по здешним дорогам до Камулодунума быстро не доскакать, но прошли уже все разумные сроки.

«Еще один день, – решил он. – Если наутро ответа не будет, придется слать к генералу другого гонца».

Тем временем прозвучал сигнал общего сбора, легионеры, ворча, выбирались из своих палаток, натягивали доспехи, расхватывали оружие. В римских лагерях все привыкли мгновенно реагировать на зов трубы, и легат не был тут исключением.

Он хлопнул в ладоши и велел рабу подавать одеваться.

Взбираясь по лестницам южной сторожевой вышки, Веспасиан поневоле получил лишнее доказательство, что он в последнее время находится не в лучшей физической форме. Выбравшись из люка на дощатый помост, легат, тяжело дыша, привалился к поручню смотровой площадки. Зря все-таки он надел панцирь: тяжесть посеребренной бронзы вытянула из него последние силы. Нет, писанина и сидячая жизнь – это сущая гибель, особенно для человека в летах. В свои тридцать пять Веспасиан уже относил себя к людям пожившим и вполне был готов предпочесть домашний уют тяготам походного быта. Обязательный срок службы его истекал в следующем году, и перспектива возможного возвращения в Рим представлялась ему весьма заманчивой. Да что там в Рим! Просто ради того, чтобы убраться с этого сырого, туманного острова, было не жалко, кажется, отдать руку. Правда, бритты, с какими ему доводилось встречаться в Камулодунуме или где-то еще, никогда не выказывали ни малейшего недовольства промозглым климатом своей угрюмой страны.

«Должно быть, мозги у них тоже промокли», – с кривой усмешкой подумал Веспасиан.

Он тряхнул головой, прогнал лишние мысли и целиком сосредоточился на том, что происходило внизу. Массивные створки ворот были распахнуты, и в открытый проем тяжело вступала Первая когорта, за которой, печатая шаг, двигались еще два таких же подразделения. Общая численность подкрепления составляла почти две тысячи человек, и Веспасиан был уверен, что этих сил с лихвой хватит, чтобы отпугнуть дуротригов, тучей роившихся сейчас вокруг Четвертой когорты, занимавшей господствующую позицию на вершине дальнего, освещенного утренним солнцем холма. Правда, холм этот находился примерно в трех милях от лагеря, и подмога могла подоспеть туда не раньше чем через час. Значит, еще примерно с час Четвертой придется отбиваться от варваров самостоятельно.