Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

Хотя небо было безоблачным, ясное весеннее солнце давало поутру очень мало тепла. Напряжение, с которым юноша продирался сквозь колючий кустарник, а также страх быть обнаруженным позволяли ему худо-бедно сдерживать дрожь, но, как только он оказался в низине и замер, его снова заколотило. Боясь, как бы Празутаг не вообразил, будто он перетрусил, Катон огромным усилием воли подавил спазм озноба и сумел заставить свои конечности не трястись. Не поднимая головы, он осторожно осмотрелся, однако, не считая плавного колыхания травы под порывами легкого ветерка, нигде не угадывалось никакого движения. Празутаг рядом с ним нетерпеливо постукивал пальцами по земле, указывая головой на видневшиеся за тропой деревья.

Катон кивнул в знак согласия, и они оба метнулись через открытое пространство к манящей лесной полумгле. Там, приникнув к земле, юноша настороженно напряг слух, пытаясь понять, заметили их или нет, но стук крови в его ушах заглушал все другие возможные звуки. Он увлек Празутага дальше от лесной опушки под сень плотно смыкавшихся веток. Земля какое-то время шла на подъем, а когда наконец выровнялась, они разом наткнулись на поваленный древесный ствол, густо поросший мхом и лишайниками. Запыхавшийся Катон неожиданно почувствовал сильное головокружение и зашатался. Празутаг удержал его от падения, протянув руку и схватив за плечо:

– Отдохни, римлянин.

– Нет. Я не устал, – солгал Катон.

На самом деле он так обессилел, что валился с ног, но куда хуже усталости его мучил голод. Молодой оптион не ел уже несколько дней, и это давало о себе знать.

– Еда. Нам нужна еда, – просипел он.

– Жди здесь. Я найду, – кивнул Празутаг.

– Хорошо. Но будь осторожен. Никто не должен тебя видеть. Понятно?

– Ага! – буркнул Празутаг, явно считая такого рода предостережения излишними.

– Ну ага так ага, – пробормотал Катон. – Ступай. И поскорей возвращайся.

Махнув на прощание громадной ручищей, Празутаг исчез в лесной чаще. Катон опустился на землю, сел, прислонившись спиной к замшелому стволу, закрыл глаза и некоторое время вдыхал терпкие запахи леса. На какое-то время сознание его очистилось полностью. Он просто сидел, вслушиваясь в заливистое щебетание птах. К птичьему хору порой примешивались сторонние трески и шорохи. В подлеске шныряла какая-то живность, но людских голосов слышно не было, да и затеявшаяся возня быстро стихла. Оказавшись впервые за много месяцев совершенно один, Катон впал в прострацию. Странную, непривычную, с элементами ничем не оправдываемой эйфории, однако это состояние скоро прошло, и его мозг обратился к более пристальному исследованию сложившейся ситуации. Их было четверо. Макрона нет, Боадики тоже. Остались только они с Празутагом. Жизненно важным в их союзе является то, что икенский воин знаком с этой местностью, как и с обычаями друидов. Он даже вроде бы кое-что знает о крепости, где заточили Помпонию с ее сыном.

Образ объятого ужасом и бегущего к матери малыша не давал Катону покоя. Он клял себя, что не ринулся за Аэлием, заметив всадников на дороге. Что с того, что враги уже мчались к повозке? Катон еще мог бы подхватить мальчика и ускакать. Пусть сомнительная, маловероятная, но такая возможность существовала. А значит, существует и вероятность, что Плавт и Веспасиан истолкуют неверно его нежелание рисковать, когда он вернется и обо всем им расскажет. Если вернется. А между тем он, Катон, и так уже весь извелся от угрызений. Ему их достаточно и без косых взглядов тех, кто вдруг решит поставить под сомнение его храбрость.

Текли часы, и, когда солнце, покинув полуденную позицию, заскользило вниз к западу, Катон почувствовал, что вполне отдохнул. Празутага все не было, и юноша стал беспокоиться, однако, не имея никакой возможности поторопить замешкавшегося икена, мог лишь надеяться, что тот не угодил в руки друидов, а добывает еду.

Молодой оптион оглядел ближайшие деревья и, выбрав самое суковатое, на которое было легче залезть, стал карабкаться вверх. Он поднимался все выше и выше до тех пор, пока крона не начала подрагивать под его весом, а потом, держась одной рукой за шероховатый ствол, раздвинул тонкие ветки. Сверху местность казалась иной, и ему далеко не сразу удалось различить на ней крепость. Однако, устроившись понадежнее, Катон принялся искать взглядом ориентиры – реку, потом дощатый мост, ну а уж затем, определив направление, рассмотрел и прихотливо пересекавшиеся валы.

Их грозный вид снова поверг юношу в трепет. Скольким же людям в течение многих десятилетий пришлось неустанно трудиться, чтобы воздвигнуть это монументальное подтверждение мощи создавших его дуротригов? И в какое число человеческих жизней встанет римлянам захват Мэй-Дуна, когда они двинутся маршем на запад? Разумеется, штурмовать эту твердыню будет Второй легион. До сих пор его людям удавалось побеждать бриттов в тщательно спланированных боевых операциях, однако сможет ли здесь сработать хоть какой-нибудь план?

В детстве Катон с интересом читал о взятии крепостей, но участвовать ни в одной из осад ему еще не доводилось. Близкая перспектива штурма громадных земляных насыпей ужасала его.

Тяжкий топот внизу напугал юношу так, что от неожиданности он чуть было не упал с ветки. Опустив глаза, Катон увидел под деревом недоуменно озиравшегося вокруг Празутага, рядом с которым лежала свиная туша.

– Эй! Лезь сюда! – позвал Катон.

Празутаг вскинул голову, потом, заметив римлянина, рассмеялся и потянулся к одной из нижних ветвей.

– Погоди. Не надо. Я сам спущусь.

Оказавшись на земле, Катон со знанием дела осмотрел добычу. У свиньи было вспорото горло.

– Где ты ее раздобыл?

– А?

– Откуда свинья?

Празутаг указал на цепь холмов, потом изобразил жестами долину, потом другие холмы, но на этом его мимические способности исчерпались. Зато ему вспомнилось подходящее латинское слово.

– Хутор.

– Ты залез в хлев?

Празутаг кивнул, широко улыбаясь.

– А где был хозяин?

Празутаг выразительно провел ладонью по горлу.

– Ну ты даешь! Нам только этого не хватало! – рассердился Катон.

Празутаг успокаивающе поднял руку:

– Я спрятал тело. Никто не найдет.

– Рад это слышать. А что, исчезновение хуторянина никого не обеспокоит? Об этом ты подумал, дурень?

Празутаг пожал широкими плечами, словно это его не заботило, и повернулся к свинье.

– Будем есть?

– Да.

Желудок Катона жалобно заурчал, и они оба непроизвольно расхохотались.

– Будем есть. Прямо сейчас.

С выработанной долгой практикой ловкостью Празутаг разделал тушу кинжалом, сгреб потроха в поблескивающую кучу, спрятал печень и прочие внутренности в дупло, потом вытер мхом окровавленные руки и принялся собирать хворост.