Сергей Булыга - Тень Серебряной горы

Хыпай, придя к своим, развернул их сперва в одну сторону, потом, немного подождав, во вторую.

Следом за коряками поворачивались и чукчи. Шло время. Илэлэк, стоявший рядом с капитаном, не удержался и заговорил:

– Хыпай злой человек, его нельзя слушать. Хыпай в прошлом году много ваших людей побил до смерти, и в этом опять побил, а ты ему веришь. Если Дмитрий Иванович вдруг узнает, что ты с Хыпаем побратался, он будет очень крепко гневаться.

Капитан сердито хмыкнул и сказал:

– Ты Дмитрия Ивановича не трогай. Он для тебя не Дмитрий Иванович, а господин майор. И наша царица тебе не царица, а светлейшая владычица. Повтори!

Илэлэк повторил – про царицу. Тогда капитан продолжил:

– Я тебе что обещал? Пятьсот оленей. Будешь молчать, дам тысячу. Теперь молчи!

Илэлэк вздохнул и отступил. Капитан сидел, смотрел на чукчей, потом на коряков, которых было триста или даже все четыреста. Вдруг коряки стали очень широко сдвигаться, поворачиваться прямо на наших, и на капитана, конечно. Капитан поморщился. Шалауров наклонился к нему и сказал:

– Смотри, ваше благородие, как бы они и вправду по нам не ударили.

– Не ударят! – сказал капитан. – Чего им у нас брать? Хыпай приценился – нечего. Зато у чукчей и олени есть, и серебро, и прочая добыча, и рабы, и бабы! Вот на них он и пойдёт, скоро увидишь. Да вот уже смотри!

И он указал на чукочье войско. А там и вправду пошло шевеление, потом войско раздалось – и вперёд вышел Атч-ытагын, он опять был в спиридоновских доспехах, с саблей и в казачьей шапке.

– Сейчас начнётся! – сказал капитан. – Костюков, приготовься.

Костюков, таясь, пробно дунул. На него зашикали. Костюков затих.

А Атч-ытагын походил перед своим войском вправо-влево, потом вдруг поднял саблю и пошёл вперёд, прямо на капитана! За ним скопом повалили остальные чукчи с копьями наперевес! А их луки остались лежать на земле. Ого, без стрельбы пошли, подумал капитан, быстро поднялся и скомандовал:

– Костюков, давай тревогу!

Костюков стал дуть как можно громче. Костюков дул изо всех сил! Костюков побагровел, покрылся потом! Костюков шёл медленно, дудел. Его обгоняли юкагиры с копьями, они что-то кричали по-своему. А справа, с корякского фланга, тоже было много шуму, крику. Они тоже шли на чукчей, и их было много, они, думал капитан, и без нас бы их осилили, а так тем более осилим. Капитан шёл рядом с Костюковым, размахивал саблей, а ружьё пока не брал, его ружьё, как всегда, нёс Синельников. И все остальные наши были с ружьями, шли цепью. Капитан скомандовал остановиться и прицелиться. Прицелились. Капитан скомандовал пальнуть. Пальнули. Пошли дальше, перезаряжая на ходу.

А впереди уже схлестнулись: сперва хыпаевы с ними, после наши. Теперь нужно было палить осторожней, чтобы своих не зацепить. Капитан велел опять остановиться и смотреть налево. И верно: только они повернулись туда, как оттуда вышло ещё одно чукочье войско, капитан скомандовал прицел, потом сразу палить. Пальнули. Чукчи остановились, развернулись и побежали обратно.

– Бей! – крикнул капитан. – Коли!

И, размахивая саблей, побежал вперёд. За ним побежали наши. Впереди показалась яранга, та самая. Капитан хотел было скомандовать…

Но тут откинулся полог, и из яранги выбежал адъюнкт! Он был одет по-чукочьи и с бубном. Он начал бить в бубен, плясать, подпрыгивать, что-то кричать. И вдруг вокруг как потемнело! Как пошли всполохи по небу! Как повалил снег! Очень густой! Капитан такого снега и зимой не видел! В самую пургу! А потом вдруг раздался страшный топот! Это бежали олени, на наших! Их было тысячи! Земля дрожала! Это же затопчут, думал капитан, это же какое бешеное стадо! И он стоял, не знал, что делать дальше. А шаман, правильней, адъюнкт, бил в бубен и приплясывал! Чукчи шли стеной! Ударили по хыпаеву войску, те дрогнули, ударили по илэлэкову…

И тогда капитан обернулся и крикнул:

– Пыжиков, стреляй!

– В кого? – крикнул стоящий рядом Пыжиков.

– В шамана!

– Я его не вижу, ваше благородие!

Вот что тогда ответил Пыжиков и опустил ружьё. И все стояли, никто не решался целиться. Тогда капитан злобно скомандовал:

– Синельников, моё ружьё!

И выхватил его, и начал целиться. Увидел, что адъюнкт и в самом деле то появляется перед самыми глазами, а то совсем исчезает. Выла пурга, было совсем темно. Не по себе стало, конечно, ну да ладно!

– Мужики! – сердито крикнул капитан. – Смотрите, как надо это делать!

И он опять поднял ружьё, прижал приклад к щеке, смотрел через прицел на адъюнкта, читал Отче Наш, а после задержал дыхание и выстрелил. И как громыхнуло! И как полыхнуло! Капитан стоял и ничего не видел, искры запрыгали в глазах, дым был вокруг, гарь…

А после вдруг стало видно: адъюнкт… нет, шаман, конечно, падает. Падает очень медленно, как во сне. И вот он упал, вот земля содрогнулась…

И всё сразу стихло. Опять стало светло. Олени стоят, сбившись в кучу, робкие. Подходи и режь! Инородцы к ним кинулись, стали их вязать, растаскивать, а капитан забросил ружьё за плечо, выхватил саблю, поднял её, крикнул бежать за ним – и побежал к яранге. Солдаты побежали за ним следом. И Шалауров со своими побежал, и Ефимов со своими тоже. Из тех, кто живые остались, конечно. Но это уже после посчитали, кто живой, кто нет, а сперва просто бежали и кричали от радости, что живы остались.

А возле яранги на земле лежал адъюнкт, или шаман, и он был ранен в грудь, потому что на груди было большое тёмное пятно, капитан его издалека увидел.

Первым к адъюнкту подбежал Синельников и начал поднимать его.

– Не трогай! – крикнул сзади капитан. – Убьёшь!

Синельников отпустил адъюнкта, и тот опять упал на землю. Подбежал капитан, отдал ружьё Синельникову, наклонился к адъюнкту, глянул…

И его аж заколотило! У адъюнкта из обеих щёк, насквозь, торчали клыки. Или маленькие бивни. Капитан перекрестился.

– Что, такого раньше не видали, ваше благородие? – с улыбкой спросил Синельников.

Капитан ничего не ответил, а ещё раз посмотрел на адъюнкта, на его клыки, потом положил ему руку на грудь, прямо на кровавое пятно, прислушался. Сердце билось.

А что творилось вокруг! Ревели, бегали олени, за ними гонялись инородцы, бросали арканы, кричали. Суета была немалая. Но все, то есть инородцы, пробегали дальше, за оленями, а наши понемногу собирались рядом с капитаном. И Ефимов был уже здесь, и Шалауров, и их люди. Шалауров подбежал, воскликнул:

– Да он так кровью изойдёт! Ему надо шамана срочно! – и стал кричать, звать Имрына.

Имрын нашёлся быстро. Подбежал, все расступились. Имрын опустился перед адъюнктом на колени, начал гладить его рукой по лбу и что-то приговаривать. Потом стал как будто что-то сбрасывать у него со лба, потом снова гладить. Шло время. Адъюнкт лежал неподвижно, глаз не открывая. Имрын наклонился к нему, послушал, дышит ли, распрямился и сказал: