Вольфганг Акунов - Сказание о наших готских предках

Константинополь и Рим были некими «островами античности» в этом германском «море». И, хотя в остготском царстве Теодориха носить оружие было дозволено лишь готам и их германским вспомогательным отрядам, но оставался римский император в Константинополе, сенат — в Риме, множество высокообразованных древнеримских семейств — хранителей славы и учености былых веков, внуки и правнуки знаменитых ораторов и писателей, которые с представляющимися сегодня нам непостижимыми самоуверенностью и патрицианской гордостью (а если быть точнее — спесью и одновременно — слепотой) упорно противопоставляли единственный казавшийся им важным и существенным мир увядающей античности новому царству, которое «выскочка-полуварвар» из Паннонии, дерзающий равнять себя с «истинными римлянами», создал себе копьями и мечами своих дикарей.

Представителями этих «староримских» сил, не желавших смириться с ходом истории, были — наряду с сенатором Кассиодором, правой рукой Теодориха — многие иерархи православной церкви в Медиолане, Равенне и Риме. А также римская знать, которая, лишенная прямого доступа к политической власти, тем усерднее занимались поддержанием культурных и литературных традиций «Вечного (так сказать, пер дефиниционем) Города на Тибре»: поэт, писатель и географ Постумий Руф Фавст Авиен, (сын консула Фавста), историк, консул и префект Рима Квинт Аврелий Меммий Симмах, философ и богослов Аниций Манлий Торкват Северин Боэций, или Боэтий (сын консула, префекта Рима и префекта претория Флавия Манлия Боэция) и другие. Стоя между этими двумя непримиримыми мирами, Теодорих смог добиться выдающихся успехов в области внешней политики, в то время как в отношениях с сенатом и римлянами вообще на него, возможно, влияло, давнее предубеждение против литераторов, ученых и ораторов, вовлеченных в эксцессы деградирующей императорской власти. Подчеркиваемое всеми, как древними, так и современными, авторами, враждебное отношение Теодориха, прежде всего, к миру не латинской, а греческой образованности, видимо, возникло в годы, проведенные им заложником на Босфоре (где все латинское последовательно и неуклонно маргинализировалось под напором прогрессирующего «ромейского неоэллинизма»). Во всяком случае, неприятие Теодорихом Отсготским всего греческого не может быть объяснено иначе, с учетом последующих, продиктованных здравым политическим расчетом, решений чрезвычайно умного остготского монарха.

В то же время греконенавистник Теодорих, вполне в духе германских традиций, пытался установить прочные семейные связи с правителями других германских народов. При этом отсылаемым им в соседние государства остготским царевнам надлежало, выходя за рамки чисто брачного союза, добиваться у своих мужей и их подданных понимания, одобрения и поддержки государственной деятельности Теодориха на италийской земле. Именно из соображений государственной пользы, как нам уже известно, высокообразованная дочь остготского царя римской (лишь по названию) Италии — Амалаберга — была отдана в жены царю турингов Германфриду, а сестра Теодориха — Амалафрида (Амальфрида) — стала супругой царя вандалов Тразимунда. Который, оставаясь на протяжении всей своей жизни добрым другом Теодориха, имел немало заслуг перед Остготской державой.

Насколько верны оставались остготские царевны Теодориху, явствует из судьбы Амалафриды. После смерти своего супруга она так ревностно стремилась сохранить вандало-остготский союз, что Хильдерику, подкупленному Константинополем преемнику ее мужа на вандальском престоле (в чьи руки она попала, несмотря на свое бегство к сопредельным маврам), пришлось уморить сестру Теодориха в темнице. Несколько меньшее значение имели два других дипломатических брака, которые мы здесь упомянем, так сказать, для порядка. От первого брака (или от связи с сожительницей) у Теодориха было две красивые дочери. Одной из них была Теодикода (Феодикода), имевшая и второе (возможно, крестильное) имя Аравагния. Ее супругом стал Аларих II, царь вестготов. Другую дочь Теодориха звали то ли Острогота, то ли Теодогота (Феодогота). Она была отдана в жены царю бургундов Сигмунду. Его опасных соперников — франков — Теодорих пытался примирить со своим бургундским зятем (да и с остготами) тем, что сам женился на Авдофледе (Аудефледе), сестре православного царя франков Хлодвига I из рода Меровингов (пожалованного императором «ромеев» знаками консульского достоинства).

Это была, если угодно, первая попытка добиться общеевропейского мира путем семейной, или брачной, дипломатии, уже тогда оказавшаяся на поверку безуспешной. Впоследствии на британской земле герцог Монмутский сражался за корону со своим единокровным братом королем Иаковом II Стюартом. История итальянского Возрождения прямо-таки переполнена кровавыми схватками между ближайшими родственниками. А распределившиеся по всем европейским престолам отпрыски широко разветвленного дома Габсбургов то и дело воевали друг с другом.

Уже в самом начале своего правления Теодорих находился под сильным давлением упоминавшегося выше племени бургундов, переселившихся на европейский материк почти одновременно с готами (считается, что с острова Борнгольм) и совершившие долгое, кровавое странствие по просторам нашего континента, пострадав по пути и от вандалов, и от римлян, и от гуннов. Воинственные, хотя, казалось бы, совсем недавно чуть не истребленные патрицием Аэцием и гуннами, бургунды основательно опустошили подвластную Теодориху Остготскому северную Италию и ушли, только получив огромный выкуп за освобождение взятой ими «двуногой добычи». Следующими на очереди были франки. Особенно агрессивно расширявшие свои пределы и, благодаря своим победам над бургундами и аллеманами, все ближе подступавшие к готским царствам с центрами в Толосе и Равенне. Представляя для вестготов и остготов все большую угрозу (тем более, что были православными, а не арианами). И при всем при этом за спиной у Теодориха маячил враждебно затаившийся и выжидающий «ромейский» император. Который втайне, с чисто «византийским» коварством, плел паутину связей с кафолической церковью Италии и со старыми сенаторскими семействами — двумя главными опорами власти царьградских автократоров в Остготском царстве.

Трудности, испытанные италийскими остготами в схватках с неожиданно воспрянувшими духом и собравшимися с силами бургундами, были первым тревожным симптомом. В отличие от готов, служивших константинопольским императорам и постоянно участвовавших в боевых действиях (Римская империя постоянно с кем-нибудь да воевала, шла ли речь о врагах внешних или врагах внутренних), целое поколение италийских остготов выросло фактически в отсутствие войны. Увы — остготы разленились без войны. Они все больше утрачивали свои боевые навыки. Как, впрочем, и навыки трудовые. Ибо фактически не обрабатывали выделенную им в Италии землю, отнятую у римских землевладельцев, предпочитая жить на ренту с этой земли, обрабатываемой руками рабов и крепостных крестьян-колонов. Даже охотились готы не так, как некогда в своих родных лесах и степях, предпочитая загонную охоту, при которой загонщиками выступали те же колоны и рабы, самим же готам оставалось лишь приканчивать загнанных теми зверей стрелами или рогатинами.