Вольфганг Акунов - Сказание о наших готских предках

Как и в последующие, более цивилизованные времена, остготские царевны отправлялись в чужие государства, восстанавливая, путем брачных союзов, оборванные в годы военного лихолетья, связи между германскими народами. Чтобы забылись поскорее столетия взаимного проламывания германцами друг другу черепов. Эта начатая Теодорихом политика «брачной дипломатии» оказалась на удивление успешной. Тем самым создавались условия для возобновления производительного, продуктивного труда на умиротворенных землях. Ибо какой крестьянин согласился бы пахать и сеять, не надеясь дожить до сбора урожая? Большое недовольство и нежелание трудиться, понятные в столетия непрерывных войн, сменились нормальным желанием жить трудами рук своих. И это общее стремление к восстановлению нормальных, здоровых хозяйственных отношений и получения доходов от мирных занятий, разумеется, способствовали претворению в жизнь намерений остготского царя Италии. Суровыми мерами, железной рукой он обеспечивал мир и спокойствие, закон и порядок в своей стране и за ее пределами. Причем так успешно, как это не удавалось правителям Италии, возможно, со времен основателя Римской империи принцепса Октавиана Августа, внучатого племянника и пасынка великого Гая Юлия Цезаря. Ведь даже в пору расцвета императорской власти римские дороги, горы и леса кишмя кишели шайками разбойников-латронов, постоянно нападавших на путешественников, крестьянские селения и даже виллы богатых латифундистов. Под властью же остгота Теодориха (если верить современникам) всякий италиец был так уверен в собственной безопасности и сохранности своего добра, что частные лица обходились без дверных замков, а города — без засовов на воротах (а то — и вообще без ворот)… Прямо как в богоспасаемой Валахии при Владе Дракуле…

Тем не менее, несмотря на все перечисленные выше несомненные улучшения в сфере повседневной жизни, нам сегодня трудно представить себе, как Теодориху удалось наладить и обеспечить мирное сосуществование на Апеннинском «сапоге» народов, столь разных во всех отношениях? Академик Л.Н. Гумилев явно отнес бы италийское царство Теодориха Великого к числу государственных образований, квалифицируемых отцом неоевразийства и создателем пассионарной теории этногенеза как нежизнеспособные химеры. Под государством-химерой профессором Гумилевым понималась этническая форма и продукт контакта несовместимых (имеющих отрицательную комплиментарность, т. е., попросту говоря — несочетаемость) этносов, принадлежащих к различным суперэтническим системам. В результате этой отрицательной комплиментарности, выросшие в химере люди утрачивают этническую традицию и не принадлежат ни к одному из контактирующих этносов. Государство-химеру Гумилев характеризовал как общность деэтнизированных, выпавших из этносов людей. Согласно его теории, в государстве-химере господствует бессистемное сочетание несовместимых между собой поведенческих черт, на место единой ментальности приходит полный хаос царящих в обществе вкусов, взглядов и представлений. В такой среде расцветают всякого рода антисистемные идеологии. Потеря своеобразных для каждого этноса адаптивных навыков приводит к отрыву населения от кормящего ландшафта. В отличие от этноса химера не может развиваться, а способна лишь некоторое время существовать, впоследствии распадаясь — происходит своего рода этническая аннигиляция (взаимоуничтожение). Возникшие в недрах химеры антисистемы выступают, как правило, инициаторами кровопролитных конфликтов, либо химера становится жертвой соседних этносов. Химера может существовать в теле здорового этноса, подобно раковой опухоли, существуя за его счет и не выполняя никакой конструктивной работы. При этом она может быть относительно безвредной (пассивной) либо же становиться рассадником антисистем (агрессивная химера). Большинство известных в истории этнических химер сложились за счет вторжения представителей одного суперэтноса в области проживания другого, после чего агрессор пытался жить не за счет использования ландшафта, а за счет побежденных. Результатом в конечном итоге всегда был распад и гибель химеры, так как победители деградировали не в меньшей степени, чем побежденные. Так говорит пассионарная теория этногенеза, о которой Теодорих Великий, разумеется, не имел никакого понятия. Хотя если бы он и имел о ней понятие, то, надо думать, все равно предпринял свой «этнохимерический эксперимент» на италийской земле. Что же происходило на этой земле с народами, жившими там бок о бок под скипетром сына Тиудимира?

О ругах сообщают, что они жили строго обособленно, чтобы не смешиваться ни с италиками, ни даже с готами. Выражаясь современным языком, они имели компактные места проживания. И ни один руг(ий) не женился на девушке-иноплеменнице. Однако именно эта подчеркиваемая и особо выделяемая хронистами особенность поведения ругов в Италии (подмеченная, в частности, Прокопием Кесарийским) позволяет предполагать, что остготы вели себя иначе. Да и не могли не вести себя иначе. Будучи, в отличие от ругов-ругиев, народом многочисленным и расселившимся по всей территории италийского «сапога». Возможно, Теодорих сознательно стремился к смешению готов с италийцами? Может быть, он думал повторить на римской земле замысел Александра Македонского, мечтавшего соединить, путем заключения браков, европейский континент с азиатским? Ведь это замысел действительно осуществился в возникших уже после смерти Александра смешанных в культурном отношении греко-среднеазиатских, греко-малоазиатских, греко-средневосточных, греко-египетских и даже греко-индийских эллинистических царствах. Но повторение подобного эксперимента в остготской Италии привело бы, в конце концов, к растворению готской «капли» в италийском «море» … Видимо, поэтому немецкие историки разных эпох не особенно склонны разделять данную точку зрения…

Так, Феликс Дан писал в своем монументальном труде «Цари германцев»:

«Переселенцы были в своем подавляющем большинстве остготами, хотя к ним присоединились также ругии, гепиды и даже отдельные византийцы (восточные римляне — В.А.). Ругии воздерживались от смешивания с готами и италиками и сохранили внутри готской державы свою обособленность. Следовательно, они селились рядом; ибо никогда они не смогли бы избежать смешения со своими соседями, никогда ругийский мужчина не мог бы всегда жениться только на ругийской женщине, если бы родственные связи между ругами были разорваны и семьи ругиев — разбросаны по всему царству. Но в том, что было дозволено малой части второстепенного народцапопутчика, конечно, не могло быть отказано готам, пришедшим (в Италию — В.А.) целой нацией, и у готов, как у ругиев, целые роды, племена и т. д. селились вместе, компактно. Так же компактно вошли в римскую державу за сто лет перед этим — вестготы, а впоследствии — лангобарды… Было бы совершенно нелепым, крайне насильственным, почти невозможным шагом, беспричинно разорвать familiae et propinquitates (лат. объединения нескольких семейств и их родственников — В.А.), бывшие основой жизни народа» …