Вольфганг Акунов - Сказание о наших готских предках

Через угнанную в рабство «челядь» готы приобщились не только к христианству. Но и — естественно и неизбежно! — к тому культурному пространству, в котором только и могло быть выработано и кристаллизоваться это великое греко-восточносредиземноморское сотериологическое учение. Учение о Спасении и Спасителе, возникшее на фоне античной мудрости и науки, в сочетании с восточным по происхождению религиозным пылом, ревностью о Господе.

Постоянный и почти не прекращающийся «импорт челяди» готами приводил не просто к кратковременным контактам между людьми. Нет, он носил долговременный характер, Продолжая действовать в рамках смешанных браков и производства смешанного потомства. Создания новой общности крови и мышления. И, наконец, причем довольно скоро — общности веры. В немалой степени способствовавшей дальнейшему слиянию готов с не-готами. Влияние этого плодотворного и приносящего все новые плоды процесса естественным образом дополнялось ширящимися разносторонними контактами «Готии»-«Готтиуды» с Римской «мировой» империей. Контактами как враждебными, так и мирными, в области хозяйства и торговли, военного дела и переговоров в разных сферах и на разных уровнях. И то, что обычно ограничивается лишь несколькими областями контактов — например, обменом дипломатическими миссиями, или заключением мирных договоров, благодаря удачно сложившимся условиям, стало для готов чем-то гораздо большим. Облегчив и упростив готам заимствование элементов античного образа жизни, античной культуры, античной учености.

Разумеется, готы больше заимствовали от эллинов, чем наоборот. Как, впрочем, и все другие «варварские» народы Северного Причерноморья — например, те же скифы или анты. Временами советские ученые не любили слишком распространяться на этот счет. Но такой подход был явно ошибочным. Как и подход отдельных немецких ученых кайзеровского «Второго рейха». Не говоря уже о подходе почти всех ученых национал-социалистического «Третьего рейха». Ибо брать и давать свойственно и естественно для всех народов. Среди народов нет и не было самодостаточных. «Дo ут дес» — «даю, чтобы ты дал», как говорили древние римляне. Народ, которому нечего дать, разумеется, беден. Но народ, не способный взять то, что ему дают, вне всякого сомнения, еще беднее. Нам известны сохранившиеся в самых отдаленных уголках земного шара молчаливые, окаменелые в своей отгороженности от внешних влияний, прозябающие под гнетом первобытных традиций, остатки примитивных, когда-то лишившихся, в силу неблагоприятных обстоятельств, гибкости и способности учиться от других, народностей. Естественно, древние германцы (и в первую очередь — готы) к их числу не относились. К счастью для себя. Они брали и перенимали у других полезное и нужное, прекрасно представляя себе ценность того, что им предлагали взять и перенять. И использовали себе на потребу, наполняя своим духом. Ибо как иначе можно было бы извлечь из того, что они брали, пользу для себя? И ни один разумный исследователь не станет всерьез оспаривать эти естественные процессы, столь же необходимые, как поступление кислорода в живой организм. Даже в отношении рун, иногда представляющихся нам столь первобытно-древними, как если бы мы и впрямь верили, что их первыми вырезал на камне или дереве собственноручно Один, провисевший девять дней и столько же ночей на древе, пригвожденный к нему собственным копьем. Или другие германские боги.

«Когда гот Ульфила создавал в четвертом веке после Рождества Христова национальную готскую письменность, он взял себе за образец письменность греческую и руны, бывшие в употреблении у германцев. Творчество Ульфилы привело к созданию первого германского алфавита, пригодного для записи литературных произведений — в отличие от рун, с их чисто эпиграфическим характером» (Константин Рейхгардт).

Это часто признается. Ибо сохранившиеся до наших дней рунические надписи действительно кратки, сакральны, часто глубокомысленны и многозначны. Поскольку каждый из двадцати четырех знаков рунного ряда-«футарка», наряду со своим буквальным значением, обладает и символическим содержанием. Тем большим было разочарование многих искренних и отнюдь не воинствующих сторонников превосходства германской культуры, когда оказалось, что не удалось найти подтверждения ни глубокой древности рун, ни их общегерманского характера, даже в незапамятные времена.

«Для установления возраста и происхождения рунического письма важно уяснить себе, что нам по сей день не известно ни одной (рунной — В.А.) надписи, вырезанной до начала третьего века после Рождества Христова» (Рейхгардт). Конечно, «Рейхгардт нам не Евангелие». И пишет он, прежде всего, о надписях на т. н. рунических камнях. И другие исследователи датируют древнейшую руническую надпись на т. н. Фелингенском кубке, найденном на Нижнем Рейне, «сменой эр», т. е. концом I в. до Р.Х.-началом I в. п. Р.Х. Но ведь именно на рубеже II–III вв. п. Р.Х. готы пришли на берега Евксинского понта!

Может быть, кто-то очень огорчится и разочаруется, узнав, что германцы (или славяне — вспомним «Влесову книгу»!), в отличие, скажем, от семитских или других народов Древнего мира, не принадлежали к числу первых изобретателей письменности, творивших с ее помощью всяческие чудеса, на которые способно написанное слово. В утешение таким разочарованным можно привести следующее соображение. Или указать на следующий исторический факт. Силы Древней Европы, или, точнее, силы населявших ее древних культурных народов иссякли, странным образом, почти одновременно. Своим пробуждением (после, казалось бы, окончательного и бесповоротного заката), она была обязана, в основном, германцам (и, впоследствии, славянам). Ибо они, хотя и были нецивилизованными народами, подобно степным наездникам и кочевникам евразийских степей, видели в этой уступленной им в добычу Европе не только «щедро накрытый пиршественный стол», но и сферу приложения своих буйных, еще не растраченных сил. Воспринимая освоение Европы как свою великую задачу. Немногим более ста лет после их опустошительных грабительских походов — а что такое сто лет в жизни народа? — мы видим, что германцы, чьи корабли и разбойничьи шайки разоряли римскую Европу, стали осознавать свою ответственность за ее судьбу. Основывать в «римской» Европе собственные государства (или, во всяком случае, пытаться их основывать). Поднимать на щитах своих царей (переняв римский обычай поднимать на щите новопровозглашенных императоров, приветствуя их поднятыми копьями). И даже делиться избытком своей силы и боевого духа с неприятелем. С приходящим во все больший упадок Римом. С «мировой» державой, которая возможно, давно бы перестала существовать без германских вспомогательных войск и без великих полководцев германского происхождения. И в первую очередь — без готских «федератов», пусть даже становившихся порою ренегатами.