Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

«Какой же это Геза? Опять новый?» Поневоле пришлось насторожиться. Он всегда чутко реагировал на каждое изменение в окружающей среде, как самый чувствительный прибор, автоматически фиксирующий какое-либо физическое явление. И тут у меня мелькнула мысль: если бы я не пережил никаких ужасов, если бы мне не пришлось стать очевидцем страшного столкновения противоборствующих сил на улицах города, а я был заперт вдвоем с Гезой в изолированной от всего мира комнатушке, то и тогда мне было бы ясно, что произошло нечто очень серьезное.

Заметив мой изучающий взгляд, Геза повторил:

— Идешь?

Вместо меня ему ответил Селеш, ответил вызывающе:

— Так куда же ты все-таки зовешь нас?

— Там видно будет.

— Уж не прогуляться ли по набережной Дуная?

— Нет, не по набережной Дуная, — ответил Геза спокойно, почти мягко. Таким сдержанным я никогда его еще не видел.

— Вполне благоразумно. Там сейчас сильный ветер. Можно простудиться.

Геза не среагировал и на этот выпад, лишь не сводил глаз с Селеша, с его худощавого лица, которое от щетины казалось еще более осунувшимся. В глазах Гезы лишь сверкнул огонек доброжелательного снисхождения, какой бывает у человека в летах, который знает больше своего юного собеседника.

Мы продолжали сидеть, вытянув шеи и устремив взгляды вверх. Геза же, стоя в своей излюбленной позе, говорил с нами сверху вниз. Странной была эта беседа. Я подвинулся на край матраца, ожидая, что Селеш усадит рядом и Гезу. Но приглашения не последовало, наоборот: Селеш резко встал.

— Тогда куда же? Собираешь в Ноев ковчег всяких тварей? В предвидении всемирного потопа? Но кто же все-таки Ной? Кто стоит за твоей спиной? — И он вытянулся на носках, Заглядывая через плечо Гезы, который был выше его, — К какому же виду животных принадлежу я?

Геза мягко улыбнулся и мягко ответил:

— К ослам. И к скульпторам. — В его улыбке было что-то чистое, по-детски невинное. Будь я женщиной, непременно влюбился бы в него за одну эту улыбку. — Ты принадлежишь к большим ослам и способным ваятелям. А вообще-то брось ты все это к чертям! Занимайся своим делом. В скульптуре ты лучше разбираешься!

— А ты потом замолвишь за меня словечко, а? Подтвердишь мою благонадежность… скажем, перед Фодором. — Лицо Селеша сразу стало хмурым, но он сдержался. — Он и есть Ной?

Внезапно здание содрогнулось: где-то совсем близко разорвался снаряд.

Когда гул взрыва затих, в коридоре на мгновение наступила тишина, потом поднялась еще большая суматоха. Теперь вместе с военными вниз мчались и штатские, в руках у них тоже было оружие. Атмосфера вокруг нас сгущалась.

По коридору из конца в конец вышагивал пожилой человек, похожий на Варгу, бывшего министра. Но это был не Варга. Он потрясал в воздухе кулаками и громко раз-говаривал сам с собой:

— Неправда! Неправда! Неправда! Где сейчас товарищ Ракоши? Он бы подсказал, что делать! Надо срочно вызвать сюда товарища Ракоши. Ну и свинство мы совершили, пойдя на все это. Уже решение июльского пленума [73] Пленум ЦК ВПТ, состоявшийся в июле 1956 года, снял с поста генерального секретаря ЦК М. Ракоши и принял решение об исправлении ошибок и недостатков, имевших место в руководстве партией и государством. было величайшим свинством! Предательством!

Никто не обращал на него внимания.

— Пошли? — спросил Геза, переводя взгляд с меня на Селеша. — Идете?

— У меня еще есть тут дела, — пробормотал я и отвел глаза в сторону.

А Селеш сказал:

— Не обижайся, но я предпочитаю остаться здесь.

— Жаль. Ведь тут действительно мышеловка. Причем не только в том смысле, в каком понимаешь ты.

— Откуда тебе известно, как я понимаю?

Разговор становился бессмысленным и невыносимым.

Геза уже хотел было уйти, но в этот момент, громко споря, появились Фодор и компания.

— Ты почему убежал? — спросил Фодор у Гезы. Заметив меня и Селеша, он чуть замялся, но, приблизившись к нам, продолжал: — Ты почему ушел с совещания? — Слово «совещание» он подчеркнул явно для нас.

Геза не ответил, будто не слышал вопроса. Он только передернул плечами и пошел прочь, но, услышав голос Селеша, остановился.

— Собирать людей. В твой ковчег, товарищ Ной. — Эти слова Селеш адресовал Фодору. — Вот почему он ушел с совещания. Разве ты не знал этого?

Несколько мгновений Фодор недоуменно смотрел на него, потом едко парировал:

— Никакого ковчега у меня нет. А если бы и был, то тебе в нем не нашлось бы места! — И, кивнув в сторону матраца, добавил: — С тебя достаточно и этого… ковра-самолета.

С этими словами он повернулся, чтобы уйти. Но тут с нами поравнялся Дюси Чонтош. Он задыхался, явно спешил. Его козлиная бородка нервно подрагивала. Он не собирался останавливаться и на ходу лишь кивнул мне, но Фодор, широко расставив руки, задержал его:

— Дорогой мой Дюсика! Вот хорошо, что встретились! И нам облегчил задачу, а то мы как раз к тебе собирались. Ты знаешь, что мы избрали тебя в совет интеллигенции? И правда ли, что тебя кооптировали в Центральный Комитет? Значит, правда, раз вижу тебя здесь… но об этом мы еще потолкуем… обсудим, соглашаться ли тебе сейчас на это…

Дальше я уже не смог расслышать ничего из этого потока слов, потому что Геза шагнул ко мне и оттащил меня в сторону.

— Уйдем отсюда, Бела, — сказал он. — И не мудри, пожалуйста. Уговори этого сумасброда Селеша тоже уйти. С Андрашем ты уже виделся?

— Нет.

— Давай разыщем его. Тут уже все равно всему конец… И какое-то время в городе будут твориться жуткие дела. — Геза говорил тихо, почти шепотом. Но в его голосе сквозила настойчивость, он торопил меня. — Я отвезу вас в Вёльдеш.

— А там что? — проговорил, вернее, процедил, я сквозь зубы. — Там что нас ждет?.. Утром хотели убить меня, а вчера я убил человека… и не одного, многих… Я уже говорил… Ты все еще не веришь мне?

В изумлении он уставился на меня. И только хотел что-то сказать, как наше внимание привлекла перебранка, вспыхнувшая между Чонтошем и Фодором. Сначала я услышал резкий, вибрирующий голос Фодора:

— Ты не прав, Дюла! Не прав! Нас обманули! Обманули целую нацию! И ты это прекрасно знаешь. Ведь ты сам стал жертвой этого обмана!..

— А ты? — холодно прервал его Чонтош. — Тебе лучше это знать. Ведь ты же сам и обманывал. Вместе со мной… Но ты зашел в этом чуть дальше меня. Правда, в том, что я вовремя остановился, не моя заслуга.

Чонтош хотел уйти, но Фодор схватил его за руку и не пустил. Селеш в сторонке покуривал сигарету, словно весь этот спор его нисколько не интересовал. Я наблюдал за Гезой. Он в упор, словно гипнотизируя, смотрел на Чонтоша.

— Что бы я ни делал, я всегда поступал согласно своим убеждениям! — кричал Фодор. Я еще никогда не видел, чтобы он до такой степени терял самообладание: он всегда отличался выдержанностью. Как Аристотель, он считал, что подлинная добродетель человека — в чувстве меры, в умении держать себя в определенных рамках. А сейчас Фодор орал. — Я готов ответить за все! Но отвечать придется и за то, что творится сейчас. Если мы не поможем восторжествовать справедливости, то народ воздаст каждому по заслугам! — Раньше Фодор никогда не прибегал к таким громким фразам. И вдруг в меня закралось подозрение, что весь этот пыл у него не настоящий, фальшивый. И слова Алмара, пытавшегося унять Фодора, тоже игра, заранее продуманный фарс.