Карлос Рохас - Долина павших

Хотя король и выставил ногу, словно собираясь шагнуть вперед, главным персонажем этого трагического гротеска выглядит королева. С глубоким декольте и вся в драгоценностях — на груди, на парике и в ушах, — она улыбается неприятной улыбкой: губы сжаты, почти не видны. В те самые дни, когда Гойя работает над картиной «Семья Карлоса IV», в марте 1800 года, французский посол пишет Наполеону: «Королева встает в восемь, принимает нянек и отдает распоряжения, как прогуливать детей. Ежедневно она пишет письма Принцу Мира, подробно рассказывая ему обо всем. После того как отзавтракает король, подается завтрак королеве. Королева ест в одиночестве, ей готовят специальные блюда, поскольку у нее нет зубов. Три умельца ежедневно прилаживают королеве искусственную челюсть. Королевская семья в полном составе присутствует на бое быков. Королева столь суеверна, что во время грозы прикладывает к телу святые мощи». Кажется, что голова Марии Луисы на картине вот-вот преобразится в чудовищную птицу из гойевских «Капричос». Голова монархини приводит в восторг Наполеона, захватившего Мадрид. «Невероятно! В жизни такого не видел!» — повторяет он со смехом, рассказывая о холсте. Королевская же чета, напротив, была вполне удовлетворена работой Гойи. 9 июня того же года Мария Луиса пишет Годою: «Завтра Гойя начинает писать мой портрет. Остальные, кроме королевского, уже закончены и вышли замечательно похожими». Две недели спустя королева снова пишет ему: «Гойя нарисовал мой портрет. Говорит, получился лучше всех. Теперь будет писать короля в Крестьянском домике».

В центре холста, словно покрытого смолистым налетом и написанного прозрачно, будто акварелью, Мария Луиса обнимает за плечи инфанту Марию Исабель и держит за руку принца Франсиско де Паула. В дворцовых сплетнях отцом обоих детей называли Годоя. Мальчику в то время было не более восьми лет. Искусствовед Антонина Вальентен отмечает цепкий и сумрачный взгляд, необъяснимо злобный для детского лица. Сходство его с детским портретом Годоя поразительно. Мария Исабель через два года выйдет замуж за принца Неаполитанского. Ее свекровь, королева Каролина, признается французскому послу Алкьеру, что инфанта, по всей видимости, дочь Годоя и унаследовала его внешность и жесты. И о ее брате, принце Астурийском, королева Каролина думает не лучше: «Принц ничего не делает, не читает, не пишет, ке думает, ровным счетом ничего. И это — нарочно, они хотели, чтобы он вырос идиотом. А что он вытворяет постоянно по отношению ко всем — можно со стыда сгореть. И Исабель — то же самое. Им дали вырасти в полном невежестве, просто позор, что из них сделали. Мария Луиса деспотически правит Испанией и до смерти боится, как бы кто не вздумал лезть в политику или в ее дела».

«Семья короля Карлоса IV»

Король выглядит восковой фигурой себя самого. Ему пятьдесят два, на два года меньше, чем Гойе, который написал себя с краю подобно тому, как это сделал Веласкес в «Менинах», написал себя пишущим их. Однако монарх выглядит намного старше человека, который увековечил его на этом холсте. Он состарился и не по возрасту растолстел, а было время — отличался крепостью и здоровьем. Его голубые глаза, чуть более темные, чем у брата, Антонио Паскуаля, который выглядывает из-за спины Его величества, кажутся карикатурой на карикатуру, взгляд уходит в пустоту, словно у слепца. Когда принцесса Мария Антония Неаполитанская, на этой картине пока еще невеста Фернандо, родит мертвым своего единственного ребенка, Мария Луиса напишет Годою: «Ребеночек был меньше анисового зерна. Чтобы разглядеть его, королю пришлось надеть очки для чтения». Сама Мария Антония стоит между Фернандо и Марией Исабелью, отвернувшись к картинам, висящим на стене. Она к тому времени еще не приехала из Неаполя, и Гойя, не видя, не мог нарисовать лица. Ему и впоследствии не удалось нарисовать принцессу, и картина вышла неполной. Из-за спины Фернандо и Марии Антонии выглядывает голова старой инфанты Марии Хосефы — сестры короля и Дона Антонио Паскуаля. Глядя на нее, кажется, будто зеркало, в которое смотрятся гойевские ведьмы, меж тем как крылатое время собирается их вымести, возвратило жизни облик одной из них. Украшенное длинными золотыми подвесками и страусовыми перьями, это привидение улыбается. На виске у инфанты родимое пятно, а глаза такие же голубые и такие же стеклянистые, как у братьев.

Справа сбились в группу четверо. Старшая королевская дочь, Карлота, видна лишь в профиль, и только лицо. Она станет королевой Португалии, и ее дочь Исабель де Браганса будет царствовать в Испании, выйдя замуж за своего дядю Фернандо VII; для обоих это будет вторым браком. Герцогиня Абрантес называет Карлоту уродкой: одна нога короче другой, и вдобавок горб. Перед Карлотой стоит ее сестра Мария Луиса с ребенком на руках: некрасивая, с мелкими чертами лица, но открытым взглядом, делающим ее миловидной. Подушка, на которой Мария Луиса держит ребенка, не скрывает ее живота. Рядом — ее муж, принц Луис де Бурбон Пармский, наследник Пармского графства и племянник королевы. Это высокий, светловолосый, остроглазый и губастый молодой человек, в котором уже намечается тучность. Он тоже эпилептик.

На заднем плане картины — полотна, подобно тому, как на заднем плане «Менин» виднеется зеркало, которое на самом деле, может быть, и не зеркало, а картина, а может быть, и окно. У Гойи — за спинами четырнадцати изображенных на ней персонажей — два больших, висящих на стене полотна. Оба они — работы Гойи, хотя их и нет в полном каталоге Гудиоля. На первом — мягкий пейзаж в рассеянном свете, возможно, юношеская работа художника, когда он видел мир таким, каким позволяло его видеть время, — в отблеске просветительских идей; то был период «Игры в жмурки» и пикников на берегу Мансанареса. На другом, потемневшем от лет, с трудом можно различить три фигуры. До 1967 года никто не обращал на него особого внимания, а между тем в этом полотне заключена последняя, нравственная разгадка картины «Семья Карлоса IV».

В июне 1967 года музей Прадо решил реставрировать картину «Семья Карлоса IV», а в декабре были выставлены на общее обозрение удивительные результаты этой работы. На полотне, изображенном позади семейной группы, рядом с пейзажем, являющим светлые березки у ручья, изображена странная оргия гигантов. На этой картине внутри картины широкими мазками, которые идут от Веласкеса и предвосхищают, а быть может, и закладывают основы импрессионизма и экспрессионизма одновременно, Гойя пишет обнаженного титана, вкушающего наслаждение в обществе полуобнаженных женщин, столь же огромных, как и он. Лицо мужчины — несомненно — лицо Гойи, как утверждает Хавьер де Салас, директор Прадо. И никто пока еще ему не возразил.