Александр Быков - Секретная должность агента Рейли

— Я должен попросить об отставке и уехать, — говорил он Муре, — но я не могу и, если честно, не хочу уезжать.

— Вы хандрите, Брюс, бывают разные периоды, сейчас у Вас действительно черная полоса, но Вы же приняли в Вологде решение и теперь действуете вместе со всеми дипломатами Антанты, а, значит, всё наладится.

— Милая, Мура, — если бы всё было так, как ты говоришь! Но обстоятельства сегодня против меня.

— Почему?

— Смотри, правительство не поставило меня в известность о возвращении Линдлея, все кому надо об этом знают, а я нет, это означает полное недоверие. Роббинсу перестали доверять и отозвали из страны, Садулю запретили отправлять телеграммы минуя цензуру посольства.

Настала моя очередь, и я выбрал свой путь, я должен работать в интересах своей страны. Как результат — сижу между двух стульев. Для большевиков я теперь воплощение вероломства и буржуазного эгоизма, скоро они будут считать меня контрреволюционером. Для остальных я по-прежнему сторонник большевиков, каковым фактически не являюсь. Я теперь чужой для всех и должен просить об отставке.

— В Англии Вас ждет жена. Вы можете к ней вернуться, и я уверена, она простит Ваши невинные шалости.

— О чем Вы, мы с ней давно чужие люди, я не хочу уезжать из-за Вас. Когда прошлой зимой Вы появились в посольстве, я подумал, что помогаю Вам из соображений целесообразности, и требовал в ответ разные услуги. Я не понимал, что Вы рискуете. Простите меня, ради бога.

— Прощаю, — Мура прислонилась к нему щекой, — не нужно впадать в панику. Все образуется. Линдлей в Москву ещё не приехал, говорят, что навигация на севере начнется не раньше июля, и, следовательно, у Вас есть время обдумать ситуацию. Я случайно слышала, что говорит наш друг Рейли. Над этим стоит подумать.

— Вы имеете ввиду террор?

— Я имею ввиду решительные шаги по ликвидации большевистских лидеров. Их не так много, все они на виду.

— Вы решительны, а если большевики ответят красным террором? Мы все в одночасье можем стать его жертвами, как стал адмирал Щасный.

— Мы и так можем ими стать в любой момент, погибнуть за дело — это одно, за бездействие — совсем другое. Я предпочитаю первое.

— Значит, и Вы за террор? Но это означает союз с эсерами, с Савинковым. Кстати, Рейли уже контактирует с ним по некоторым вопросам.

— Если у них есть реальная сила и боевые организации, то почему нет?

— Вы женщина, и не видите дальше иглы и наперстка. Монархисты никогда не пойдут на союз с эсерами, они скорее перейдут на сторону большевиков, для которых Ленин — тоже царь. Посмотрите, сколько офицеров уже служит в Красной Армии. Троцкий, конечно, гений политики, но без них и помощи со стороны союзных военных миссий он ничего не смог бы сделать. По существу, мы помогли создать армию, с которой сами же и собираемся бороться. Парадокс.

— Давайте, Брюс, не будем больше о грустном. Я хочу, чтобы Вы рассказали мне о любви.

— Охотно! — ответил Локкарт.

В тот вечер они снова были счастливы, а на следующий день британец отправил в Мурманск телеграмму Линдлею, в которой призывал его к осторожности во время поездки в Москву.

Путь в столицу был действительно полон опасностей, о которых Линдлей даже не догадывался. Локкарт имел в голове новый план, и это подняло ему настроение. Он думал, что в случае удачи получит лавры не только блестящего дипломата, но и спасителя целого народа.

В американском посольстве в Вологде с каждым новым летним днем становилось все более многолюдно. С тех пор, как было принято решение о подготовке союзной интервенции, в здание на Дворянской зачастили разные люди. Активизировалась курьерская служба, ежедневно приезжал кто-нибудь из Москвы и Петрограда, привозил новости. Работа курьера была сопряжена с риском, но до определенного времени паспорт гражданина Северо-Американский Соединенных Штатов спасал от всех неприятностей при проверке документов.

Впрочем, деятельность посольства формально не выходила за общепринятые дипломатические рамки. В любой стране действуют тайные курьеры с дипломатическими паспортами, которые снабжают посольства информацией. Это одна из главных задач любого посольства. Но в июле 1918 года в Вологде Френсис явно превысил свои полномочия, решив организовать антибольшевистский мятеж.

Он знал, что по всей стране стихийное недовольство большевиками принимает организованный характер. На окраинах повсеместно поднималось знамя антибольшевистской борьбы, начиналась гражданская война.

Американский посол, юношей переживший войну между Севером и Югом в Соединенных Штатах, хорошо знал, что это такое. Он понимал, что гражданская война пагубна для существования любого государства, но в стремлении уничтожить большевизм не видел другого выхода, кроме всеобъемлющей, включая военную, поддержки оппозиционных сил.

Именно с этой целью он рекомендовал правительству в телеграмме от 2 мая 1918 года принять самое активное участие в свержении Советской власти. «Время для союзной интервенции пришло», — писал тогда Френсис, рискуя оказаться непонятым, ведь в Государственный департамент в то время кроме его донесений потоком шли депеши от полковника Роббинса.

Теперь, когда глава Красного креста находился где-то по пути в Америку, помешать Френсису в осуществлении плана никто уже не мог.

Тем не менее, ответа на предложение об интервенции долго не было. Президент Вильсон всё ещё сомневался в целесообразности военного вмешательства. Френсис чувствовал, что дело Роббинса, проповедовавшего идеи о сотрудничестве с большевиками, продолжает жить и в Вашингтоне. В окружении президента есть люди, которые настраивают Вильсона против.

У Роббинса неожиданно нашелся последователь. И кто бы мог подумать, Феликс Коул, земляк посла из Сент-Луиса, молодой еще дипломат, просидевший пять лет консулом в Архангельске, прислал меморандум, в котором категорически выступил против союзной интервенции. По протоколу меморандум должен быть просмотрен послом и только потом отправлен по назначению в Вашингтон.

Френсис внимательно прочитал документ и отложил его в ящик стола.

— Господин посол, что с меморандумом Коула? — спросил Армор, — Будем отправлять?

— Я не знаю, Армор, я не принял ещё решения. Коул, несомненно, умный и серьезный дипломат, к доводам которого нужно прислушиваться, к тому же он — мой земляк, но можем ли мы, даже приняв во внимание его доводы по Архангельску, распространить их на всю страну? Смотрите, что он пишет!

Френсис достал документ Коула и прочел несколько выдержек:

«Русские интересуются продовольствием большее, чем судьбой России, сахаром больше, чем независимостью, хлебом больше, чем национальной гордостью».