Марина Аэзида - Хасинто. Книга 1

Да что вообще он видел? Монастырь да замок с окрестностями. Ну, изредка еще замки соседей.

Другое дело Иньиго Рамирес де Лара. Рико омбре, рыцарь. Он славился на турнирах, побеждал на корридах, воевал с неверными. Он знает, что такое настоящий бой. О, Хасинто видел гербовый щит в пиршественной зале — башня, а над ней три звезды. Значит, целых три ночных победоносных сражения. А его род настолько могуществен, что несколько десятилетий назад спорил за власть с самим королем! Правда, проиграл, и некоторые из де Лара лишились земель и ушли в изгнание. Но ненадолго: даже государю приходилось считаться с их силой и богатством.

А еще у Иньиго Рамиреса есть она — Марита! Как после всего этого хорошо к нему относиться? Как справиться с завистью, ревностью? Остается радоваться хотя бы тому, что он сделается эскудеро такого большого сеньора. Всему у него научится и станет лучшим оруженосцем, чтобы как можно скорее принять рыцарское посвящение. А Марита… что ж, она навсегда останется его единственной чистой любовью. Он будет поклоняться ей издали и совершать подвиги в ее честь! А потом… Потом, когда сеньор умрет — конечно же раньше, чем Хасинто, — то Марита останется вдовой и…

Ужасные, недостойные христианина мысли! Господь всеблагой и всемилостивый, избавь от лукавого!

— Приехали, — резкий голос сеньора рассек тишину, и Хасинто очнулся от горько-сладких дум.

Впереди темнели стена и ворота, а стражники уже опустили мост. Пока Хасинто и дон Иньиго по нему проезжали, угас, подмигнув на прощание, последний солнечный луч. Вслед за этим до ушей донесся перезвон колоколов, созывающий к вечерне.

— Успели, — сказал де Лара и улыбнулся.

Как же здесь темно. Только несколько свечей и лампада отбрасывают тусклые блики на фигуру святого отца и на статую Девы Марии с младенцем-Христом в руках. Лиц прихожан не видно. Господские места и вовсе погружены во мрак. Не понять, кто там находится. Четыре силуэта, но отсюда не разглядеть, где мужские, а где женские. Там ли, среди них ли Марита?

Domine quis habitabit in tabernaculo tuo… [13] Domine quis habitabit in tabernaculo tuo aut quis requiescet in monte sancto tuo (14-ый Псалом Давида, лат.) — Господи! кто может пребывать в жилище Твоем? Кто может обитать на святой горе Твоей?

Рядом с Хасинто сидит Диего. Спросить его, здесь ли донья? Нет. Оруженосец неверно поймет такой вопрос. То есть наоборот: поймет правильно, а это ни к чему.

Нужно выйти из церкви раньше сеньора и его домочадцев, а потом задержаться у дверей. Тогда он точно увидит Мариту. А она увидит его.

Qui ingreditur sine macula et operatur iustitiam… [14] Qui ingreditur sine macula et operatur iustitiam (14-ый Псалом Давида, лат.) — Тот, кто ходит непорочно и делает правду, и говорит истину в сердце своем

Женщины ветренее мужчин, и все-таки она не могла забыть Хасинто, не могла забыть их любовь! И первую встречу…

В саду цвел боярышник — прямо как в одной красивой рассветной песне, — а они с Маритой наперегонки мчались к ручью. По сколько же лет им тогда было? Ему вроде не меньше девяти. А ей на год с лишним больше. Когда их только познакомили, Хасинто даже говорить с Маритой не хотел. Думал, что все девчонки похожи на сестру — скучные вредные ябеды. Но нет… Марита оказалась совсем другой! Сама схватила его за руку, как только отошли подальше от родителей, и принялась носиться по саду, увлекая Хасинто за собой. В расшитых туфельках перебежала ручей. Приподняв юбку, уселась на плетень вокруг алых маргариток, заботливо взращенных по приказу матушки — сеньоры де Варгас. Потом сплела из этих маргариток венок (на следующий день Хасинто взял вину на себя), возложила на свою голову и, вздернув подбородок, сказала:

— Я королева красоты. Ради меня вы одолели дракона, мой верный рыцарь, и вызволили меня из плена. Моя благосклонность навсегда с вами. Преклоните колено!

Хасинто преклонил. Затем поцеловал ее руку: такая нежная кожа — и грязь под ногтями, которой никогда не было у Пилар.

Марита тоже заметила. Нахмурилась, внимательнее посмотрела на свои пальцы и выпалила:

— Теперь матушка заставит меня виниться. А еще молиться, вышивать и снова молиться!

О том, что сеньора де Рохес строга, Хасинто знал. Чем-то она напоминала ему старшую сестрицу. Удивительно, что Марита оказалась не похожа ни на одну, ни на другую.

Pater noster qui in celis es, sanctificetur nomen tuum… [15] Pater noster qui in celis es, sanctificetur nomen tuum (лат.) — Отец наш, сущий на небесах, да святится имя Твоё

Тогда, в детстве, они просто дружили. Пока Марита из девчонки не превратилась в прекрасную деву. Она больше не бегала, не пачкала одежду и руки, не срывала цветов в чужом саду — но при этом оставалась прежней. Мимолетный взгляд из-под полуопущенных ресниц. Беглая, но такая манящая улыбка…

Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo. [16] Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo (лат.) — И не введи нас в искушение, но избавь нас от зла

Как-то раз, когда семейство Рохес снова гостило у Варгасов, Марита после вечерни улизнула из-под присмотра нянек… Хасинто встретился с ней в саду, за желтеющими зарослями боярышника. Там он вырвал у нее поцелуй — единственный, зато такой сладкий. Марита ответила на него, но сама же испугалась. Вскрикнула, прижав ко рту ладошку, и убежала.

Весь следующий день Марита избегала смотреть на Хасинто открыто. А когда думала, будто он ее не видит, бросала взгляды украдкой. Тогда его кровь ускоряла бег, по телу растекалась пьянящая, дурманящая волна. Голова кружилась. Казалось, вот-вот ноги оторвутся от земли, и он взлетит.

Ite missa est. Deo gratias. [17] Формула христианской католической церкви, которой заканчивались богослужения. Ite missa est (лат.) — Идите, [собрание] распущено. Deo gratias (лат.) — Благодарение Богу

Вечерня закончилась. Надо же, он и не заметил. Прихожане потянулись за благословением к падре, а Хасинто, изо всех сил стараясь не бежать, двинулся к выходу. Оказавшись снаружи, притаился и застыл в тени стен, куда не долетал свет висящих над дверями ламп.

Время тянулось долго, как тонкая льняная нить, сходящая с прялки старухи-Бениты. В животе крутило то ли от голода, то ли от волнения. А скорее всего, и от того, и от другого.

Наконец, спустя, наверное, вечность, у выхода появился сеньор. Хасинто резко выпрямился и напрягся так сильно, будто в спине вместо позвоночника был железный прут. Выходить из укрытия, однако, не спешил. Наблюдал, как Иньиго Рамирес, сойдя с короткой лестницы, подает руку высокой тучной даме. Потом еще одной — пониже ростом и постройнее, но не Марите, нет.

Затем появились Диего и лысый мужчина. Лицо последнего искажал бугрящийся шрам — змеясь от правого виска, пересекал нос, губы и обрывался где-то на левой части шеи.

Судя по тому, что этот муж шел рядом со знакомцем Хасинто и следом за сеньором — он и есть второй оруженосец.