Саймон Скэрроу - Римский орел. Орел-завоеватель

И тут и центурион, и юноша приметили под гардой меча какую-то надпись. Выполненную, как понял Катон, на греческом языке.

— Что тут говорится?

Катон взял меч и мысленно перевел: «От Германика Л. Батиаку, его Патрокл». Вдоль хребта его пробежал холодок изумления, и он непроизвольно посмотрел вниз, на обезображенное страшной раной лицо главного центуриона. Неужели этот человек был когда-то в юности привлекательным? Настолько привлекательным, что снискал привязанность и любовь великого полководца Германика… В это было трудно поверить. Катон знал Бестию лишь как грубого, жесткого ревнителя дисциплины. Но кто знает, какие тайны хранит в себе до кончины своей человек? Некоторые из них покойный так и уносит с собой в подземный мир, но с иных опадают покровы.

— Ну? — нетерпеливо спросил Макрон. — Что там говорится?

Зная о нетерпимости своего центуриона к однополой любви, Катон быстро сообразил, что ответить:

— Это подарок Германика за отменную службу.

— Германика? Того самого Германика?

— Полагаю, да, командир. Других пояснений здесь нет.

— Я и не представлял себе, что у старины были такие хорошие связи. Это заслуживает еще одного тоста.

Катон нехотя вручил Макрону амфору и поморщился, когда тот основательно из нее отхлебнул. К юноше сосуд вернулся изрядно полегчавшим, и он, желая спасти хотя бы толику унаследованного нектара от исчезновения в бездонной утробе центуриона, снова провозгласил тост за Бестию и выпил столько, сколько мог вместить за один раз.

Макрон рыгнул.

— Д-да, такие прекрасные клинки просто так не раздают. Должно быть, наш Бестия совершил настоящий подвиг. Надо же, меч от Германика. От самого Германика! Это тебе не пустяк!

— Так точно, командир, — тихо согласился Катон.

— Береги это клинок, парень. Ему цены нет.

— Буду беречь, командир.

В духоте шатра Катона начало развозить, и ему неожиданно захотелось на свежий воздух.

— Думаю, командир, теперь нам следует его оставить. Пусть спит спокойно.

— Он мертв, Катон. Он не спит.

— Фигура речи. В общем, мне вроде бы не по себе, командир. Мне нужно наружу.

— Мне тоже.

Макрон прикрыл лицо Бестии полотняной простыней и следом за своим оптионом выбрался из шатра. Дождь прекратился, и, когда облака стали рассеиваться, во влажной еще атмосфере тускло замерцали звезды. Катон набрал полные легкие воздуха. Вино шумело в его голове, и он опасался, что основательно перебрал.

— Давай вернемся в нашу палатку и добьем эту амфору, — добродушно предложил Макрон. — Это наш долг перед стариной Бестией.

— Правда? — вяло отозвался Катон.

— Ну конечно. Старая армейская традиция. Так мы поминаем наших товарищей.

— Традиция?

— Ну да, традиция, — улыбнулся Макрон. — Пошли-пошли.

Крепко сжимая меч в ножнах и с неохотой доверив амфору командиру, Катон нетвердым шагом поплелся за ним — обратно, к ровным рядам палаток родной центурии.

На рассвете следующего утра, когда подожгли погребальный костер, центурион и оптион шестой центурии четвертой когорты созерцали церемонию проводов Бестии словно через туман. Чтобы почтить переход заслуженного командира в мир иной, весь Второй легион выстроили вокруг костра неполным квадратом. Там, где квадрат размыкался, стояли легат, префект лагеря, трибуны и остальные старшие командиры. Веспасиан предусмотрительно разместил элиту Второго с наветренной стороны от огня, так что густой, маслянистый, напитанный смрадом горящего мяса дым стало сносить к рядам стоявших по стойке «смирно» легионеров. Люди вокруг Катона с Макроном зашлись в кашле, а спустя несколько мгновений желудок юноши не выдержал и его вывернуло на траву.

Макрон вздохнул. Походило на то, что Бестия обладал способностью доставать своих подчиненных даже из царства теней.

— Боюсь, уважаемые, тот холм создаст нам проблему.

Полководец указал жезлом на ту сторону реки, и взгляды всех старших командиров проследовали за его рукой. Помимо четырех командиров легионов окружение Плавта составляло множество облаченных в алые плащи офицеров его штаба. Приглядываясь к своему брату Сабину, горделиво носившему почетный чин префекта кавалерии, Веспасиан мысленно посмеивался над его вычурным раззолоченным нагрудником, годным более для парада, чем для боя. Впрочем, по части обилия и вычурности золотых украшений с Сабином успешно соперничал Админий, британский вождь, не поладивший со своим братцем Каратаком и прибившийся к римской армии в качестве проводника и посредника на переговорах с туземцами. Победа Рима сулила ему возвращение земель и титула, и хотя в этом случае он уже не остался бы суверенным правителем, необходимость поступиться независимостью ради власти его, похоже, не смущала. Веспасиан не испытывал к предателю своего народа никаких чувств, кроме презрения, а потому быстро перевел взгляд с бритта на реку.

Дальний берег поднимался к тянувшемуся вдоль реки невысокому кряжу, гребень которого варвары наспех укрепили. Работы продолжались и сейчас: римляне могли видеть крохотные фигурки людей, трудившихся над завершением начатого. Перед предполагаемым местом переправы врагов бритты успели выкопать основательный ров; выбранную из него землю насыпали на тот же гребень позади, увеличивая высоту оборонительного вала. На вершине его вбивали частокол, а по обе стороны защитной линии, там, где гряда сбегала в топи болот, были возведены усиленные дополнительные укрепления.

— Вы, должно быть, заметили, что уровень реки на этом отрезке колеблется вместе с приливами, — продолжил Плавт. — И если вы присмотритесь повнимательнее к противоположному берегу, то увидите, что Каратак уже пытается использовать ее русло, чтобы помешать нашей переправе. Насколько трудно будет преодолеть эту преграду, зависит от уровня воды. Трибун Вителлий, что намечается: подъем или спад?

Вопрос явно застал недавно прикомандированного к штабу Плавта трибуна Второго легиона врасплох, и Веспасиан злорадно улыбнулся. Служба при штабе, на виду, разумеется, открывала прекрасные возможности для карьеры, но, с другой стороны, и допущенные оплошности были здесь тоже очень заметны. На какой-то момент показалось, что трибун попытается блефовать, однако Вителлию достало ума не рисковать, хотя он и попытался загладить свою неосведомленность.

— Я выясню, командир.

— «Я выясню, командир» — это то же, что «я не знаю, командир»? — сухо осведомился Плавт.

— Так точно, командир.

— Тогда выясни это немедленно, — приказал Плавт. — И отныне запомни, что тебе по должности полагается знать такие вещи. В будущем я никаких отговорок не приму. Это понятно?