Эрик Джагер - Последняя дуэль. Правдивая история преступления, страсти и судебного поединка

Лувель попросил короля об отсрочке, известной как «час принятия решений» , чтобы посовещаться со своим адвокатом. И ему предоставили отсрочку до следующего вторника, 24 июля, хотя в реестре парламента нет записей о принятии каких-либо мер по делу на эту дату.

Но ближе к концу августа в реестре появились записи о новых арестах и допросах по делу Карружа — Ле Гри. 20 августа, сын Адама Лувеля, Гийом Лувель, а вместе с ним некие Эстьен Госелан и Томас де Беллефонс были задержаны для выяснения «некоторых обстоятельств в деле о возможном судебном поединке между сиром Жаном де Карружем, шевалье, и Томаном дю Буа, истцами, с одной стороны и Жаком Ле Гри и Адамом Лувелем, ответчиками, с другой». Эта запись дает основания считать, что два поединка было решено объединить.

Примерно тогда же парижский парламент приказал «допросить под пытками» Адама Лувеля, который к этому времени уже был арестован и сидел в замке Консьержери, мрачной тюрьме, примыкавшей к Дворцу правосудия. К пыткам часто прибегали, чтобы выбить сведения из свидетелей и получить признание ответчика. Судебные поединки постепенно уходили в прошлое, и на первый план все больше выходило признание в качестве доказательства совершения преступления. Поэтому роль судебных пыток во Франции только росла. Одной из самых распространенных пыток было подвешивание. Руки обвиняемого связывались за спиной, веревка перекидывалась через кольцо в потолке, человека поднимали в воздух, а затем неожиданно веревку отпускали. Также применяли пытку на дыбе, приспособлении для растягивания тела жертвы, «подносили огонь к ступням», надолго лишали сна, погружали в холодную воду или насильно лили воду в горло, пока человек не начинал задыхаться.

Адвокат оруженосца Жан Ле Кок пишет в дневнике, что в деле о предполагаемом преступлении парламент приказал подвергнуть пытке Адама Лувеля и служанку, «о которой было известно, что она оставалась в резиденции Карружей в тот день». Судебные пытки были таким обыденным явлением, что адвокат даже не конкретизирует как именно пытали двух свидетелей, но ни Адам Лувель, ни безымянная служанка ни в чем ни признались [18] Жанна де Фонтене, жена Адама Лувеля (а также сестра одного их поручителей Жака Ле Гри), поехала вместе с мужем в Париж и ее тоже «допросили» по делу, после чего она остановилась в гостинице со многими другими участниками процесса со стороны Ле Гри. .

Помимо Адама Лувеля, еще один друг Жака Ле Гри оказался не в ладах с законом тем летом. Жан Белото, недавно овдовевший оруженосец, которого Ле Гри упоминает в своем алиби, был арестован судебным исполнителем епископа Парижа по подозрению в «раптусе», что означало либо изнасилование, либо похищение.

Любопытно, что Белото обвинили в то же самое время, когда Ле Гри вызвали в парижский парламент, чтобы точно установить его вину в деле об изнасиловании Маргариты де Карруж. Возможно, обвинения против Белото были безосновательными. Но, похоже, что Жак Ле Гри подобрал себе для развлечений довольно скверную компанию.

Весь июль юный король внимательно следил за расследованием по делу Курружа — Ле Гри. Но в августе его внимание переключилось с внутренних дел, включая перспективу захватывающего смертельного поединка, на более масштабный конфликт, который забрезжил на международном горизонте. В разгар лета, когда погода благоприятствовала войне, боевые действия между Францией и Англией снова стали неизбежны.

Годом ранее король отправил в Шотландию адмирала де Вьена с армией французских рыцарей и оруженосцев, включая Карружа. Французы грабили и сжигали поселения прибрежных графств, вынуждая армию короля Ричарда II выдвинуться на север, подальше от Лондона. Второе и более масштабное нашествие французов с юга так и не состоялось, от изначального плана атаковать англичан на двух фронтах пришлось отказаться. Теперь Филипп Смелый, герцог Бургундский, предложил королю Карлу обессмертить свое имя и нанести смертельный удар по Англии предприняв более масштабную и разрушительную кампанию чем, когда-либо ранее.

Юный и впечатлительный король сразу же одобрил план и собирался отправиться из Парижа в фламандский порт Слёйс, чтобы возглавить французское нашествие и армаду из более чем тысячи кораблей. Перед отъездом из Парижа Карл посетил торжественную мессу в соборе Нотр-Дам, заявив, что не вернется в город, пока его нога завоевателя не ступит на английскую землю.

После отъезда короля парижский парламент продолжал работать. Настал сентябрь, и пошел третий месяц расследования. Карруж и Ле Гри не имели права покидать Париж, они могли свободно передвигаться по городу, но были обязаны явиться во Дворец правосудия по первому требованию в любое время.

Маргарита, теперь уже на восьмом месяце беременности, не могла не только покинуть город, но и дом, в котором она остановилась вместе с мужем. Но тяжелее заточения в четырех стенах для нее было ожидание окончания беременности и решения суда, да еще в непривычной обстановке, и наверняка, стало для нее мучительной пыткой.

По мере того, как шло расследование, и все ждали решения суда, Жан Ле Кок, адвокат Жака Ле Гри, делал свои собственные заключения в этом противоречивом деле. У себя в дневнике он приводит доводы, как в пользу своего клиента, так и против него, а также делится еще некоторыми соображениями по поводу этого дела, ставшего для него одним из самых трудных.

Среди доводов против своего клиента Ле Кок упоминает тот факт, что «жена Карружа ни разу не смягчилась, утверждая, что преступление произошло». Твердость ее показаний на фоне всевозможных протестов, алиби, встречных обвинений любого рода, поразила адвоката не меньше остальных.

Ле Кок, который очень внимательно наблюдал за людьми, пишет, как Ле Гри однажды забеспокоился: «увидев, что я о чем-то задумался, он спросил есть ли у меня сомнения на его счет».

Ле Кок упоминает еще одно признание Ле Гри: «когда он услышал о том, что Карруж собирается предъявить ему обвинение, то сразу же отправился к священнику на исповедь». Если суд назначал поединок, участникам давали достаточно времени, чтобы исповедаться в своих грехах перед схваткой. Но видимо Ле Гри со своей бессмертной душой решил не полагаться на случай и облегчить совесть задолго до того, как наступит его судный день.

Адвокат перечисляет и различные факты в пользу своего клиента, многие из которых Жак Ле Гри ранее высказал в свою защиту в суде, и добавляет: «многие рыцари поклялись, что видели его вместе с графом Алансонским в течение того самого дня».

«Но некоторые говорят», замечает адвокат, что Жак Ле Гри отказался признать вину, потому что в таком случае на него ополчились бы собственные сыновья и друзья. Ведь граф Пьер Алансонский ранее уже поклялся, что оруженосец невиновен в преступлении. Так что возможно Жак Ле Гри придерживался своей версии под давлением окружения. Таким образом Ле Кок намекает, что у него у самого есть сомнения в правдивости своего клиента.