Эрик Джагер - Последняя дуэль. Правдивая история преступления, страсти и судебного поединка

Заключительный комментарий Ле Кока самый красноречивый. Обладая широким профессиональным взглядом на судебные разбирательства и имея множество возможностей наблюдать своего клиента и беседовать с ним, осторожный адвокат признает, что его знания ограничены, как человеческое знание в целом. Он заканчивает свои комментарии скупой ремаркой, что «никто по-настоящему не знает всей правды в этом деле».

В середине сентября, спустя два с половиной месяца после начала расследования и через восемь месяцев со дня предполагаемого преступления, парижский парламент, наконец, вынес решение. Высший суд вызвал рыцаря и оруженосца во Дворец правосудия на оглашение решения в субботу, 15 сентября 1386 года.

К этому времени король Карл и его дяди уже давно покинули Париж. В отсутствие короля председателем суда и главным судьей был первый президент Арнольд де Корби. Когда почтенный юрист объявил заседание открытым, в Большой палате сразу воцарилась тишина. С улицы время от времени долетали звуки большого города: грохот повозок и топот копыт, крики гуртовщиков и лодочников.

Снова рыцарь и оруженосец стояли лицом к лицу в присутствии королевских судей. Каждого сопровождали адвокат, друзья, сторонники, в том числе шесть знатных поручителей. Маргариты, которой вот-вот предстояло рожать, в зале суда не было.

Парламент не разрешал проведения судебных поединков в деле о предполагаемом изнасиловании с 1354 года. За прошедшие полвека высший суд Франции отклонил многие подобные апелляции — в 1330, 1341, 1342, 1343. 1372, 1377 и в 1383 годах. И теперь на разрешение поединка не особо приходилось рассчитывать, и рыцарь с волнением ждал решения парламента.

По окончании расследования судьи, посовещавшись, написали решение на пергаменте на французском языке, запечатали его в суконный мешок вместе с другими документами дела. Когда председатель объявил заседание открытым, рыцарь, оруженосец и их сторонники встали со своих мест. Судья, ответственный за ведение дела, вскрыл мешок, достал пергамент с решением суда и начал медленно его зачитывать:

— В деле, находящемся на рассмотрении у нашего государя короля о судебном поединке между сиром Жаном де Карружем, рыцарем, истцом и апеллянтом с одной стороны, и Жаком Ле Гри, оруженосцем, ответчиком, с другой стороны, суд, посовещавшись, пришел к следующему решению — назначить судебный поединок между сторонами.

К 1386 году дуэли стали редкостью, и решение назначить судебный поединок, особенно в деле, которое держалось на неподтвержденных показаниях, было необычным. Но судьи могли вынести такое решение, руководствуясь не сугубо правовыми аспектами, а политическими соображениями. За месяцы разбирательств этот громкий конфликт разделил королевский суд на два лагеря. И рыцарь, и оруженосец были довольно известны в Париже, оба преданно служили королю, у обоих имелись сторонники в лице могущественных вельмож, выступивших в качестве поручителей. Жан Ле Кок пишет, что дело вызвало множество споров в Париже, где многие поддержали оруженосца, но многие встали и на сторону рыцаря.

Пока юный король и его дяди находились во Фландрии и планировали нашествие на Англию, высший суд Франции, возможно, опасался принять одну из сторон в деле, так как это могло вызвать еще большие споры и толки. Вместо этого суд удовлетворил апелляцию рыцаря, разрешил провести поединок и передал это запутанное дело в руки Господа.

Поединок назначили на 27 ноября 1386 года — по закону его требовалось назначать не раньше, чем через сорок дней после вынесения вердикта суда. До решающего дня оставалось еще больше двух месяцев, к этому времени Маргарита уже успеет родить. И тогда наконец супруги получат возможность отомстить за себя.

Адвокат Жака Ле Гри записал в дневнике, что «после того как судебный поединок разрешили, оруженосец заболел». Легко представить почему. Разве суд графа Алансонского не оправдал его несколько месяцев назад? Разве не мог он избежать поединка, если бы воспользовался привилегией духовного звания? Но теперь он снова под подозрением и ему придется доказывать свою невиновность уже в смертельном бою.

Что касается Жана де Карружа, он был доволен решением парламента. Несмотря на все трудности, месяцы ожиданий и огромный финансовый риск его апелляцию наконец удовлетворили.

Но здесь был один подвох. В делах о преступлениях, за которые предусматривалась смертная казнь, дача ложных показаний под присягой тоже каралась смертью. Карруж и Ле Гри будут беспощадно биться друг с другом, каждый отстаивая свои обвинения. Если Карруж проиграет бой и будет повержен своим врагом, его признают лжецом, поволокут с поля на Монтфокон и вздернут на виселице.

Участь Маргариты как главного свидетеля в деле могла оказаться еще ужаснее. Согласно старинному обычаю, который все еще был частью французского законодательства в конце XIV века, если исход судебного поединка указывал на то, что женщина солгала под присягой, и ее обвинения в изнасиловании — ложь, ее должны были сжечь на костре.

Поединок решили провести на территории парижского монастыря Сен-Мартен-де-Шан, где имелось специальное поле для поединков и было достаточно места, чтобы вместить тысячи зрителей. Основанный бенедиктинцами в XI веке, монастырь протянулся вдоль улицы Сен-Мартен на правом берегу Сены, примерно в полутора километрах к северу от собора Нотр-Дам. Это был один из богатейших оплотов духовенства в Париже, а свое название монастырь получил в честь одного из самых почитаемых святых во Франции — Мартина Турского.

Мартин в юности был солдатом римской армии и служил в Галлии. Однажды зимой он увидел, как на улице замерзает нищий, разрезал свой плащ пополам и отдал половину несчастному. Позже он оставил военную службу, стал миссионером в Галлии и первым епископом города Тур. Святой Мартин считается покровителем всех военных: от солдат до оружейников. Поэтому поле монастыря, названное в честь солдата и святого Франции, как нельзя лучше подходило для судебного поединка, или «Суда Божьего».

Когда король Генрих I основал монастырь в 1060 году, он находился за чертой города, на месте осушенных болот. Территорию монастыря, занимавшую около пяти гектаров, опоясывала прочная стена, защищая его от захватчиков и грабителей. В 1273 году стену перестроили по приказу Филиппа III, укрепив каждый угол массивной двенадцатиметровой башней. Вскоре улица Сен-Мартен получила продолжение за городской стеной, новые лавки и дома примкнули к монастырю и постепенно он сам стал частью небольшого городка.