Игорь Пьянков - На линии [из жизни оренбургских казаков]

— Напомните, подполковник, — обратился Эссен к адъютанту, — кажется, предместник мой писал что-то Алексею Борисовичу Куракину об этом негодяе Струкове?

В папке адъютанта были подобраны выписки из донесений князя Волконского министру внутренних дел Куракину. Последние дни он часто раскрывал ее.

— «…Все предположения его основаны менее на пользах казны и усердии его к службе, сколько скрыты в них собственные виды самого г. Струкова, — бесстрастно читал адъютант. — Предложения его представляют, во-первых, чтобы под предлогом столь обширного дела уклониться от должности, коею и без того он во все время бытности здесь не занимался никогда; во-вторых, поставив себя от местного начальства независимым, иметь время заниматься собственными делами и вычетами, по заведениям столь же мечтательным, сколь и настоящее предложение о перевозке соли; в-третьих, главная мысль, чтоб, приняв исполнение представленного плана на свое имя, вступить после в связь с капиталистами. Затем нельзя ожидать другого действия, по неимению ни людей, ни капитала у него, как под руководством капиталистов и на их же коште.

Впрочем, предоставляю времени, последствия коего сами собою покажут истину моего заключения. В свое время увидеть можно будет также и то, с какою удобностию совершатся перевозки соли на Самару и в особенности заселение предполагаемого пути и какие тогда издержки со стороны правительства как по сему заселению, так и для исправления и приведения в лучшее состояние вновь полагаемого тракта. Умалчиваю я уже о том, что последует с жителями линейными…»

— Довольно, подполковник, оставьте мне это.

Радужных мыслей у военного губернатора не прибавилось.

«Милостивый государь

граф Карл Васильевич!

О случающихся на здешней линии происшествиях уведомляя каждый раз г. начальника Главного штаба Е. И. В., долгом поставляю по важнейшим из оных препроводить при сем с последнего отношения копию к Вашему Сиятельству. Из нее изволите усмотреть, что на Новоилецкой линии и оттуда вверх по реке Уралу киргизцы не перестают производить наглости.

Усугубления старания линейной стражи не допускать их до перелазов через линию и всякая осторожность против сего остаются тщетны… Когда же успеют они сделать добычу, то спасаются на лучших лошадях своих прямо. в отдаленные свои улусы, куда линейные войска пуститься за ними не смеют без предварительного разрешения, будучи ограничены в преследовании хищников только на один день пути. Между тем сии последние, оставаясь без наказания, делаются и более дерзкими против линии. Чтобы предпринять поиск за сими нарушителями спокойствия, мне надлежит в том войти с представлением к Высшему правительству. Пока получу от оного разрешение, ордынские хищники перекочуют в другие неизвестные места. Я испрашиваю, дабы мне разрешено было во всякое время посылать в степь военные отряды…»

Скоро по требованию Военного губернатора Эссена есаул Степан Аржанухин представил ведомости со сведениями о поселившихся на линии. Хозяйством по-прежнему занимались лишь казаки, переселившиеся из 4-го кантона в форпостах.

Буранном

семейств — 25

в них мужск. пола — 91

построено домов — 18

построено землянок — 20

получено хлеба по умолоту (пуд.) — 6810

получено арбузов (возов) — 341

накошено сена (стогов) — 199

Изобильном

семейств — 31

в них мужск. пола — 84

построено домов — 17

построено землянок — 22

получено хлеба по умолоту (пуд.) — 6490

получено арбузов (возов) — 615

накошено сена (стогов) — 222

Угольном

семейств —

в них мужск. пола — 114

построено домов — 44

построено землянок — 2

получено хлеба по умолоту (пуд.) —7915

получено арбузов (возов) — 376

накошено сена (стогов) — 271

Красноуфимские казаки посевом не занимались. Они обносились и оголодали. Рассыпинцы и чесноковцы смотрели на них как на шатух. Встав поутру, красноуфимцы шли к Илеку, бросали в середину камни.

В один из редких приходов на берег Устя Андреева, едва зачерпнув ведро, увидела рядом солдата, чем-то больно кольнувшего ее сердце.

— Доброго здравия, хозяюшка. Привел бог свидеться… Позволь подсоблю, — поддернув штаны, солдат склонился и подцепил дужки ведер. — Указывай, куда несть… Значит, на Изобильный угодили? — он улыбался, заворачивая шею. — Не признаешь, милая?

— При офицере у нас стояли… — девушка убрала глаза, закинула на плечи пустое коромысло.

— Вспомнила, красавица! А выходит, по-вашему не выгорело? Спихнули-таки вас с земли родной? На нас-то шибко осерчали?

Казак все оборачивался, семенил, далеко относя от себя ведра, улыбался.

— Да-аа, чужа сторонка — мачеха. Отец-то твой, дай бог память… Петр Ларионович…

— Помер он.

— Во как… — руки солдата дрогнули. По отстоявшейся в ведрах воде прошла рябь. — Не сдюжил, стало быть… А с виду дубленый старик был. Дела-аа…

— А братку в полки пихнули.

— Одна, стало быть?

— При остроге. Каторжный один тут… соль рубит… — казачка закусила угол платка.

Вот и потек Илек казачьей рекой. Рядом с Яиком, стародавней, насиженной казаченьками жердочкой, вскормит он на своих берегах трудовой и храбрый народ. И хотя не раз еще помутнеют воды их — к устью докатит светлая волна.

Камча́ — плеть.

Карава́н-баши́ — начальник каравана.

Корпус — в Отдельный Оренбургский корпус входили все военные силы края: как регулярные, так и иррегулярные.

Непременный , или Атаманский, полк состоял из казаков двух казачьих пригородов Оренбурга: Форштадта и Берды.

Канто́нная система управления в Оренбургском крае была введена среди башкир, калмыков и казаков в 1798 г. В казачьи кантоны входили оренбургские, уральские, уфимские, самарские, исетские и илекские казаки. Внекантонным оставался лишь Оренбургский тысячный (Непременный) полк.

Калта́ — сумка с патронами.

Кута́с — шнуры на кивере; суконный верх казачьей шапки, закидывался на правый бок.

Мар — одинокий бугор, курган.

Приказный — помощник урядника, звание в казачьих войсках, соответствующее ефрейторскому.

Уы́ки — жерди, образующие свод юрты.

Узю́ки — покрытие свода юрты.