Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

Тут она судорожно закашлялась, чем окончательно привела меня в ужас. Я обняла дочку и долго укачивала, как младенца. Постепенно кашель прекратился.

— Прости меня, Гортензия, я была слепа. — И хуже того, я не желала видеть очевидного. — Но теперь я знаю…

И теперь, клянусь, все будет иначе.

22 сентября 1807 года, Фонтенбло

Наконец мы обосновались в Фонтенбло на целый месяц охоты и праздников — все мы. Замечу, полный переезд императорского двора — отнюдь не простая задача. Уже обосновались, но всё по-прежнему в хаосе: придворные мечутся в поисках сундуков, теряются в бесконечных коридорах, измучены недостатком сна. Даже актеры и актрисы устраивают истерики. Меньше чем через два часа им предстоит исполнить для нас «Горация» Корнеля.

«А наши стойки еще не доставлены!» — стонет Тальма, приложив тыльную сторону запястья ко лбу.

Воскресенье, 27 сентября, Фонтенбло

— Мы должны быть двором! — взорвался Бонапарт и с силой хлопнул по столу ладонями. — Настоящим двором с танцами и весельем. Я так желаю!

Если бы все было так просто! Бонапарт запугал всех, и тут уж не до веселья. Мои дамы так боятся его публичных выговоров, что не смеют даже голос подать — не то что танцевать.

— Черт! Я привез сотни людей в Фонтенбло для приятного времяпрепровождения. Устроил для них всевозможные развлечения, а они просто сидят с вытянутыми лицами!

— Удовольствие невозможно пробудить барабанным боем, ваше величество, — заметил Талейран в своей флегматичной манере.

— Надолго мы здесь? — жалобно спросила Гортензия.

На полтора месяца. На долгих полтора месяца.

Среда

Первые «короны» (как называет их Шастули) прибыли из Германии — братья принц Мекленбург и принц Мекленбург-Шверин, очаровательные молодые люди со старомодными манерами. Недавно овдовевший принц Мекленбург-Шверин (его женой была сестра русского царя) вчера вечером маячил у моей гостиной. По понятным причинам он не играл с нами в вист, но сидел, с явным интересом наблюдая за моей игрой. Потом, когда подали мороженое, он признался, что нездоров. Я высказала ему соболезнования, но сразу пожалела об этом, ибо он едва не расплакался.

— Простите меня, ваше величество. Я совершил ошибку, приехав в Фонтенбло, — сказал он, прикладывая уголок носового платка с кружевной каймой к уголку каждого глаза. — Я приехал только потому, что надеялся убедить императора вывести войска из моей страны.

— Вы обсуждали это с ним?

— Да, сегодня днем, но… — Он замялся.

— Дайте время, — я сочувственно улыбнулась ему и вместе с братом пригласила в нашу театральную ложу завтра вечером.

Без даты

— Вижу, вы одержали победу, — сказал Бонапарт. — Хорошо, что я не ревнивый муж.

— Едва ли, — ответила я с оттенком сожаления. Было время, когда Бонапарт был ревнивым мужем. — У принца Мекленбург-Шверина недавно умерла жена. Он говорил мне о своем горе… — Я помолчала, думая, как лучше продолжить. — Вы произвели на него сильное впечатление.

— Сомневаюсь. Он разочарован во мне — хочет, чтобы я вывел войска. Но это даже не обсуждается. Принцы, кажется, считают, что я должен прийти со своими солдатами, освободить их страну от захватчиков, а затем, когда дело сделано, просто самоустраниться? Они живут в мире фантазий!

— Значит, нет надежды, что ваши войска будут выведены… когда-нибудь? — взяла я его за руку.

— Я так понимаю, этот принц завербовал вас отстаивать его интересы, — предположил Бонапарт, сильно потянув меня за ухо.

Ла-Пажери, Мартиника

Мадам Бонапарт, с прискорбием сообщаю, что Вашу матушку призвал к себе Господь. Она отошла в мир иной в 3.47 пополудни восьмого июля в Ла-Пажери. За ней ухаживал только я, не считая рабов. Если после выплаты долгов останутся какие-либо ценности, я Вам сообщу.

Форт-де-Франс, Мартиника

Дорогая Йейета, любимая моя племянница, прими наши искренние соболезнования в связи с кончиной твоей матушки. Ты делала, что могла, чтобы ее последние годы прошли в достатке.

Стефани пишет, что скоро может состояться ее свадьба, да с кем — с князем! Возможно ли это? Конечно, она шутит…

Благослови тебя Господь!

Р. S. Отец Дроппит собирается послать тебе отчеты по поместью, как они есть. Хорошенько проверь все цифры. Он известен своим буйным воображением.

Субботний вечер

— Понимаю ваши чувства, — сказал принц Мекленбург-Шверин. — Горе разрушает человека.

— Да, — комкала я в руках носовой платок.

— Будет траур?

Я отрицательно покачала головой. Бонапарт не хочет, чтобы о смерти моей матери стало общеизвестно, так как официальный траур положит конец празднествам. Я понимаю, но все же возмущена. Что же, никто не будет ее оплакивать? Я чувствую себя такой одинокой в своем горе.

— Время для траура… — Я махнула мокрым носовым платком.

— Неудобное?

— Меня это огорчает. Во всей Франции скорбим только мы с Гортензией.

Он выдернул узкую черную ленточку из косы, продел в петлицу и завязал аккуратным узлом.

— Должна признать, мне это приходило в голову, — сказала я с улыбкой.

— Немного необычно для траура, но, думаю, Всемогущий поймет.

Воскресенье, 4 октября

Мими, Гортензия, Шастули, Клари и даже граф Этикет носят теперь черные ленты. Я утешена сверх всякой меры.

5 октября, два часа пополудни, Фонтенбло

Сегодня утром Каролина выехала на охоту с маленькой черной ленточкой в петлице.

— Это нынче модно, — сообщила она всем. — Вы не замечали?

Воскресенье, 25 октября

Когда я возвращалась с мессы, Фуше (притаившийся в оконной нише) тихо отвел меня в сторонку.

— Мне надо обсудить с вами дело большой важности, ваше величество, — прокашлявшись, сказал он и покосился в сторону двери, у которой стоял стражник.

— Вот как? — заинтересовалась я.

Фуше очевидно нервничал. Не припомню, чтобы прежде он хоть раз обратился ко мне «ваше величество».

Из внутреннего кармана сюртука Фуше вытащил свернутый в трубку лист бумаги и вручил мне. Луч солнца сверкнул на алмазном кольце у него на мизинце.

Я осторожно стянула со свитка шелковый шнурок. Почерк мелкий, разобрать трудно, но ясно, что писал сам Фуше.

— Боюсь, у меня нет с собой очков для чтения.

— Потом прочтете, ваше величество. Я бы хотел, чтобы вы… подумали над содержанием.

— А что там, позвольте спросить?

Отчего мы так вежливы друг с другом?

— Это черновик вашего письма, которое я предлагаю направить сенату.

— Вы считаете, я должна написать сенату? Почему?

— Вы, несомненно, знаете о распространенных в обществе опасениях… Поскольку император стареет, его может ждать судьба Сарданапала.