Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

— Но известно ли Каролине, что Иоахим «навещал» ее чтицу?

— Подозреваю, она не только знает, но сама это подстроила.

— Но к чему ей это?

— Подумайте сами: они хотели использовать девушку с определенной целью…

Да, конечно, все сходится, — план мог быть именно таков.

— То есть Иоахим специально соблазнил девушку, чтобы она забеременела?

Чтобы Бонапарт решил, что может произвести на свет ребенка. Чтобы побудить его развестись со мной.

— Я бы на вашем месте позаботилась, чтобы император узнал об этом, — заметила Тереза.

— Конечно, — согласилась я, чувствуя и облегчение, и негодование на тех, кто хотел ввести Бонапарта в заблуждение.

Мой друг, когда Вы будете читать это письмо, мир уже будет заключен, и Жером станет королем Вестфалии. Люблю Вас и надеюсь узнать, что Вы веселы и счастливы.

Суббота, 25 июля, утро, очень жарко

— Ах, эти короны, — сказал сегодня Фуше, — кажется, их никогда не будет достаточно.

Я так устала — устала от ссор, от интриг и сомнений! Лишь бы Бонапарт поскорее вернулся!

Вчера вечером я обрызгала покрывало на постели лимонной отдушкой, которая так ему нравится. Бонапарта нет уже десять месяцев.

Понедельник, 27 июля

В пять утра я проснулась от шума во дворе.

В спальню вбежала Мими:

— Это император!

Боже мой! Я выскочила из кровати.

— Мими, скорее неси мою лучшую ночную рубашку! — спохватилась я, ополаскивая лицо. — И новый кружевной чепец!

Я села к туалетному столику. Я постарела. Но сейчас не было времени (и не хватало света), чтобы как следует накраситься.

— Ты эту имела в виду? — спросила тяжело дышавшая Мими, ибо гардероб размещен на чердаке, куда ведет довольно крутая лестница. В руках Мими держала красивую ночную рубашку и чепец.

— Ах нет! Я имела в виду ту, роскошную… но она из английского муслина. Ладно, не волнуйся, — сказала я, схватила чепец и надела его на всклокоченные волосы. — Завернусь в шаль.

Я попудрила нос.

— Подай ту, которую я вчера надевала, розовую.

Самый подходящий цвет для утреннего освещения.

— Я видела ее в той комнате, — вспомнила Мими, вылетела за дверь и почти тотчас вернулась с нужной рубашкой. Я слегка надушила ее лавандовой водой, которую любит Бонапарт, набросила на плечи шаль, посмотрелась в высокое зеркало (неплохо: вид хоть и помятый, но эротичный), надела новые, расшитые золотом туфли и бросилась вон из комнаты.

Я стояла у парадных дверей, взирая на общую суету: пять запыленных имперских карет, форейторы и конюхи распрягают лошадей, от которых поднимается пар; слуги таскают тяжелые сундуки. Жером, Иоахим, Дюрок… все здесь, но где же Бонапарт?

И тут я услышала крик:

— Один раз я уже сказал! Я не стану повторять!

Бонапарт? Очень похоже, но голос какой-то хриплый.

— Ах вот вы где! — сказал он, возникая позади имперской кареты. Гонтье понуро заковылял к конюшне.

— О, Бонапарт! — обняла я мужа. У меня полились слезы, хоть я и давала себе слово не плакать. Очень уж трудно дались мне эти десять месяцев в одиночестве, и теперь, когда Бонапарт наконец вернулся, мужество покинуло меня.

— Почему вы плачете? — спросил он, отстранившись.

— Я так рада вас видеть…

Сказать по правде, я была сконфужена. У Бонапарта изменился голос, как и манера держаться в целом. Этот незнакомец не был мне ни мужем, ни другом, ни любовником.

— …Сир, — добавила я с виноватой улыбкой.

«Воссоединение после долгой разлуки порой чревато ссорами, — напомнила я себе. — Требуется время, чтобы снова узнать друг друга».

— Ваше величество? — Мужа Клари, мсье Ремюза, сопровождали четыре пажа. Несмотря на ранний час, они были в полной ливрее. — Мне сказали, что вы желаете говорить со мной.

Он и четверо пажей одновременно поклонились, прижимая к груди шляпы с плюмажами. Ясно, что это они отрепетировали.

— Да увольте вы наконец этого старика! Не желаю больше видеть эту физиономию. — С этими словами Бонапарт вбежал в замок, оставив меня на лестнице у входа. Мсье Ремюз галантно предложил мне свою руку.

— Не волнуйтесь, ваше величество, — прошептал он, — согласно «Кодексу», сначала домой возвращается император, а уж через несколько дней и муж.

— Разумеется, — улыбнулась я, радуясь тонкой шутке. Как ни странно, мне стало даже более одиноко, чем было до возвращения Бонапарта.

— Только не увольняйте Гонтье, — попросила я, пока мы шли за Бонапартом в замок.

— А еще лучше, — быстро добавила я, заметив неподдельный испуг на лице мсье Ремюза, — заверьте Гонтье, что его восстановят в должности, как только мой муж вернется.

15 августа, День святого Наполеона

Когда я пишу эти строки, за окнами взлетают фейерверки, озаряя тьму. В Париже царит веселье: турниры, пьесы, концерты, иллюминация и балет. Везде празднуют День святого Наполеона, императора и миротворца. Мы с Бонапартом наблюдали за торжествами с балкона дворца Тюильри. Толпа приветствовала своего героя, Наполеона Великого.

27 августа, одиннадцать часов пополудни, семейная гостиная в Сен-Клу

Во время второго действия «Цинны» я увидела на пороге зала Мими, подающую мне странные знаки.

— Меня зачем-то требуют, — шепнула я Бонапарту и вышла.

— Гортензия вернулась! — с прижатыми к сердцу руками сообщила мне Мими.

— Она здесь? Уже?

Следом за Мими я выбежала из театра и через оранжерею прошла в замок.

Гортензия устало опустила голову мне на плечо, будто искала материнской поддержки.

— Мне стало лучше, мам, — сказала она.

— Это я вижу, — улыбнулась я. Гортензия не покривила душой.

— Я тебя оторвала от чего-то? — спросила она, выглядывая во двор, заставленный экипажами.

— Мы смотрели «Цинну». Сейчас пошлю за Бонапартом.

— Нет, мам, подожди: это же любимая папина пьеса. Торопиться ни к чему.

— Может, мне сходить за Пети? — сверкнув улыбкой, предложила Мими.

— Он еще не спит? — с надеждой спросила Гортензия.

— Разбужу! — махнула рукой Мими. — Он каждый день вспоминает о своей маме.

— Кстати, его мама неплохо выглядит, — заметила я дочери.

— Хорошо доехали, — объяснила Гортензия, гладя меня по щеке, словно маленькую.

— Я писала песни… — Помолчав, она подняла на меня глаза. — Для него.

«Для него». Для Маленького Наполеона. Словно его дух витает где-то рядом.

— Наш Пети молодец! Мне столько надо тебе рассказать, он идеальный ребенок…

Правда, очень раним и боязлив в последнее время, часто просыпается по ночам.

— А, вот он и встал! — заслышала я сонный голосок внука.

Вошла Мими с мальчиком на руках.

— О, Пети! — дрожащим голосом проговорила Гортензия. Знаю, о чем она подумала: Пети так похож на Маленького Наполеона. И в то же время — совсем другой.