Пьер Леметр - Зеркало наших печалей [litres]

Фернан дунул в свисток, и любой меломан различил бы в этом звуке ноту тревоги, совершенно отличную от воинственно-высокомерной тональности, извлеченной из свистка капитаном Хауслером. На то чтобы отправить в путь семьсот заключенных, понадобилось больше семи часов. Самым слабым Фернан разрешил сидеть до последнего момента.

Он воспользовался ожиданием, чтобы мысленно уточнить стратегию грядущей операции. Самые шустрые и выносливые могли оторваться от группы, значит ему следует возглавить колонну, а старшего капрала Борнье поставить в середину пелотона [71] Пелото́н – основная группа гонщиков в спортивной гонке. , где его агрессивные задатки имеют меньше шансов проявиться.

Рауль и Габриэль сумели оказаться рядом, нарушив алфавитный порядок, в соответствии с которым формировалась группа, но оба понимали, что в следующий раз им это дорого обойдется: аннамиты ничего никому не спустят, злые, усталые, они только и ждут повода…

Заключенные шепотом передавали друг другу новейшую информацию о военных действиях. Каким-то загадочным, «тюремным», способом последние новости становились известны очень быстро. Генерал Вейган склонен просить о перемирии. Слух об этом облетел колонну, и все поняли: не имеет значения, правда это или нет, впервые мысль о поражении высказана так ясно, а то, что исходит она от главнокомандующего французской армией, а не от руководства Генштаба, утверждающего, что Франция оказывает упорное сопротивление врагу, говорит о многом.

– Что такое? – спросил Рауль.

Он изменился, получив загадочное письмо от Луизы Бельмонт. Устав от мыслей, Ландрад так разозлился и наутро порвал его, а клочки выбросил, но это ничего не изменило: с мыслями не так-то легко справиться.

– Мы выберемся, вот увидишь, обязательно выберемся, – сказал Габриэль, – ты найдешь ее и все выяснишь.

Они были арестантами, обвиняемыми в мародерстве дезертирами и имели больше шансов погибнуть на этом марше, чем оказаться однажды перед судом… Оптимизм Габриэля был смешон, и он это понимал.

– Я хочу сказать, что…

Рауль не дал ему договорить:

– Ей, наверное, было лет тридцать, тридцать пять… Вряд ли больше… В этом возрасте еще рожают…

Габриэль не понимал, о ком он говорит, но перебивать вопросом не стал, чтобы не спугнуть.

– Понимаешь, я все время думаю… Что, если эта сука, Тирьонша была моей родной матерью?.. По возрасту проходит, верно?

– Зачем бы она стала отдавать тебя, а через три месяца забирать обратно? – спросил Габриэль.

– Думаю, пришлось, что объясняет ее ненависть ко мне…

Слово прозвучало.

– Я, конечно, хочу узнать правду, но мне страшно.

Рауль крепко сжал руку товарища.

– Я не могу поверить, что моим отцом был старик, понимаешь? Не исключено, что ее вынудили взять меня в семью. Она прижила ребенка от другого, рогоносец пришел в ярость и заставил ее. А потом…

На свете все бывает, кто же спорит, но Габриэлю казалось, что такой сценарий – дитя озлобленного ума, а не трезвого размышления.

– Заткнитесь, педики проклятые!

Борнье шел вдоль колонны, грозя нарушителям ружьем. Никто не верил, что он воспользуется им по назначению, но прикладом по затылку или по ребрам вполне мог долбануть…

Раздался свисток.

Долгожданный момент отправления настал.

Габриэль слегка прихрамывал, но его рана не открылась, а вот состояние Доржевиля внушало опасения. Журналист еле шел и вряд ли мог осилить тридцать километров до Сен-Реми. Молодой коммунист находился далеко от Габриэля и Рауля, рядом держались товарищи по партии, еще в бараке заметившие, как он слаб.

Солнце сильно припекало, беженцы на дороге останавливались, чтобы пропустить заключенных, но, осознав длину колонны, продолжали движение. Свободные люди и арестанты шли рядом, затрудняя задачу охранникам, они орали, беженцы произносили весьма нелицеприятные замечания, звучали слова «предатели», «шпионы», «пятая колонна». Смысл последнего выражения мало кто понимал, но зачисленные в эту самую колонну казались врагами. Ситуация создалась немыслимая, в воздухе витала агрессия. Фернан не верил, что кто-нибудь попробует отбить заключенных, но приказ о пешем перемещении оставался верхом идиотизма.

В середине дня (они шли больше четырех часов) Фернан разрешил людям напиться из ручья. Обезвоживание грозит смертью, а ему приказали довести заключенных до места живыми, так что будет разумнее нарушить правила.

Оборачиваясь, Фернан не видел хвоста группы, заключенные плелись парами или тройками, одуревшие от жары жандармы и солдаты «путешествовали» независимо от подопечных. Скорее всего, кто-то из арестантов уже сбежал, но перекличка и перегруппировка надолго задержат их на дороге, так что не стоит это затевать.

Около четырех дня они все еще не добрались до места, оставалось пройти шесть километров. Время от времени Фернан слышал за спиной одиночные выстрелы (так бывало, когда они с Алисой гуляли в воскресенье по полям после открытия сезона охоты).

Капитан Хауслер тоже был сильно обеспокоен и в шесть часов остановился на обочине. Ритм замедлился, и он был крайне недоволен своими людьми, которые выглядели окончательно вымотавшимися и глухо роптали, в то время как первые группы почти добрались до места.

Подопечные Фернана вскоре оказалась разделенными надвое военными грузовиками, заблокировавшими дорогу. Никто не знал, куда они направляются, но воспользовались моментом, чтобы отдохнуть.

Габриэлю стало хуже, раненая нога внезапно подломилась, и он неудачно упал. Рауль не успел его поддержать. Метров через триста Ландрад вильнул вправо и подхватил кусок деревяшки в метр длиной, обвязал конец куском рубашки, получилась клюка. Скорости она Габриэлю не прибавила, но идти стало легче.

Они обгоняли захромавших арестантов и злых, как осенние осы, охранников. Мало-помалу сзади собрались несчастные, которым не суждено было дойти до финиша живыми. Доржевиля фактически несли по очереди товарищи, но ему все чаще требовались остановки, так что они безнадежно отстали от колонны.

Фернан мысленно ахнул, сообразив, зачем капитан остался на обочине, и кинулся бежать, надеясь, что успеет предотвратить трагедию.

Рауль обнимал Габриэля за плечо, помогая идти.

– Оставь меня, – срывающимся голосом бормотал тот.

– И что ты будешь делать без меня, Дюкон? Болван несчастный!

Они выбрали момент, когда охранники ненадолго отвлеклись, и остановились передохнуть. Мимо них, с трудом переставляя ноги, прошли три человека – молодой коммунист и те, кто его тащил.

Как из-под земли появились Хауслер, несколько свирепых аннамитов и старший капрал Борнье.