Владислав Романов - Нефертити

— На другую Маат, богиня Истины, кладёт своё перо, — без всякого воодушевления подсказал наследник, ибо во всех храмах эту богиню так и представляли скульпторы, и нужно было быть полным глупцом, чтобы этого не знать.

— Правильно! А бог мудрости, счёта и письма Тот, супруг Маат, следит за этим взвешиванием, а с земли жадно наблюдает за этой процедурой чудище Аменуит, соединяя в себе трёх больших кровожадных зверей: крокодила, льва и гиппопотама. Он терпеливо ждёт. Если Ба осудят, то Аменуит утащит её во тьму Сокариса. Это происходит лишь в том случае, если сердце тяжелее пера Маат. Если оно легче этой пушинки, то Ба оправдана!

— И что тогда? — не удержался наследник.

— Тогда дух Ка приобщает Ба к вечной жизни. Сначала её ведут искупаться и смыть земные страхи в знаменитое озеро Лотоса, куда вливаются, сверкая, прозрачные горные ручьи и где цветут нежные лотосы, и оттуда Ба выходит снова чистой, юной и прекрасной, словно только что вышла из лона богини-матери Нут...

«Как Нефертити», — подумал про себя юный фараон.

— И только тогда она вступает на ступени лестницы, которые сверкают в солнечных лучах Атона-Ра. По этим ступеням Ба достигает папирусной лодки Истины и познает саму себя как часть общего мира... — жрец на мгновение умолк, снова почувствовав, как сонная пелена окутывает его.

— А что дальше? — не унимался наследник.

— Дальше у Ба есть несколько путей на выбор. Она может помогать богам в их работе, стать воином добра, чтобы сражаться против мирового зла, и наконец снова вернуться туда, откуда она пришла, к примеру, на эти берега Нила, и жить здесь весело, счастливо под покровительством богов...

— И в том же качестве? — снова перебил наставника Аменхетеп.

— Не понимаю вопроса?

— К примеру, умер начальник колесничьего войска, его душа оправдана, и Ба захотела вернуться на берега Нила, но при этом ещё и стать снова во главе того же войска.

— Нельзя дважды унести на подошвах своих сандалий один и тот же песок, говорят наши философы, а потому Ба возвращается снова в наш мир в другом обличии и сама вынуждена прокладывать свой путь, конечно, используя иногда благосклонность богов. И тут повторений не бывает, — Шуад с облегчением вздохнул, замолчал, взявшись за ручку всё ещё прохладного кувшина, но оттуда не пролилось больше ни капли. Четырёхлитровый кувшин с виноградным соком оказался пуст, ибо жрец, пока рассказывал, опорожнил его до дна. — Ну вот, кажется, и всё. Есть у вас, ваше высочество, ещё вопросы? А теперь, по старой традиции, сбегай и окунись в бассейне, я немного подремлю, и мы продолжим. И хорошо бы наполнить кувшин...

Жрец облизнул пересохшие толстые губы и вытер большим платком пот с мясистого лица. От Шуада всегда пахло солёной рыбёшкой, и фараону давно не нравился этот запах. Но юный властитель никогда об этом ему не говорил.

— С этого дня придётся переменить некоторые традиции, — помедлив, проговорил ученик, всё ещё сидя в большом тронном кресле, и Шуад удивлённо оттопырил нижнюю губу.

— Вот как? Не будем купаться? А я бы с удовольствием окунулся куда угодно! Только дураков губят наслаждения, сказал я когда-то и с тех пор никогда...

— С этого дня, приходя ко мне, ты не будешь есть солёную рыбу, — перебил его наследник. — Далее...

— Но, ваша милость...

— Не перебивай меня! — разгневавшись, жёстко оборвал его Аменхетеп. — Ты всё-таки разговариваешь со своим фараоном. Мой отец умер больше часа назад...

Шуад несколько мгновений не мог выговорить ни слова, потрясённый этой вестью.

— Ваше величество, я не знал... — пробормотал жрец.

— Не надо ничего говорить. Ты слушаешь меня? Я не люблю запаха солёной рыбы!

— Я понял, ваше величество! Я исправлюсь! — бедный Шуад даже вспотел, только сейчас осознав, что перед ним в своём большом кресле сидит единственный правитель державы и от его слова зависит судьба каждого из египтян.

— Это первое. Далее. Занятия мы продолжим, но теперь мы будем заниматься ближе к вечеру, днём мне придётся разбираться с делами. И наверное, не каждый день. Ты понимаешь, что для этого могут возникать веские причины... — государь выдержал паузу, как бы позволяя жрецу поддержать его.

— Да-да, я понимаю, ваше величество! — с готовностью поддакнул Шуад, облизывая запёкшиеся губы, но не решаясь теперь попросить даже воды.

Фараон сам дал знак слуге, стоявшему у дверей, указав на кувшин, и тот мгновенно наполнил его и принёс.

— Налей себе и мне, — разрешил правитель.

Жрец наполнил чаши, поднёс одну из них властителю, поклонился. Обычно словоохотливый, после резких одёргиваний фараона Шуад замолчал, терпеливо ожидая, когда ему позволят снова заговорить.

— Я хочу поблагодарить тебя за интересный и подробный рассказ, — первым нарушил молчание властитель. — Смерть отца стала причиной моего необычного интереса к этой теме, мне хотелось узнать, что дальше случится с его душой...

— Да, я понимаю, — тотчас вставил реплику жрец, уловив паузу в речи фараона.

— Но меня очень взволновал наш прошлый разговор о едином боге Атоне. Однако в вашем рассказе царствует Осирис, большое место занимают остальные боги, и об Атоне в нём почти не упоминается, — проговорил наследник.

— Я сказал о нём в конце: ступени лестницы и сверкающие лучи Атона-Ра, — напомнил Шуад.

— Но у меня осталось ощущение, что он вообще не оказывает никакого влияния на человеческую судьбу. И если уж говорить о единобожии, то почему, к примеру, не выбрать того же Осириса? — спросил самодержец.

— Осирис — лишь один из богов, как Маат, Тот и другие. В этой же цепи и наш Амон. Атон-Ра потому и держится в тени, что стоит выше других, он как бы парит над старыми богами, а не среди них. Пусть останутся старые боги, но владыка и человек должны поклоняться кому-то одному, — жрец в несколько глотков осушил чашу и снова уставился на кувшин.

— Наливай и пей сколько угодно, — разрешил Аменхетеп.

— Благодарю вас, ваше величество! — Шуад наполнил свою чашу, столь же быстро осушил её и снова наполнил, после чего, приблизившись, прошептал:

— И дело вовсе не в Атоне и не в старых богах, ваше величество...

— А в чём?

— В вас.

— Я не понимаю... — фараон недоумённо взглянул на наставника.

— Если вы попадёте в Хатти, ваше величество, там назовут вам целый сонм своих богов: Кумарби, Тешуба, Ан и многих других. И в каждом государстве свои собственные. Получаются целые полчища божеств. Но может быть, — жрец помедлил и таинственно промолвил: — их совсем нет?

— Как так?! — изумился властитель.

— Богов придумывают, когда правителям не хочется объяснять свои поступки или свои промахи. Вот тогда они говорят: «Так хочет бог». Или: «На всё воля божья». И карать именем бога тоже легче. И воздавать почести, и управлять. И для простолюдина бог — это некая форма равенства его с фараоном, ибо оба смертны, оба поклоняются одному или многим богам, оба зависят от его воли. Но вот её-то бог диктует только фараону, его же он ставит властелином над остальными. Однако самих богов никто никогда не видел, но все о них только и говорят. Блестящее творение человеческого ума!