Владислав Романов - Нефертити

— Всё в руках богов, но даже самому Атону не дано заранее проникнуть в тайну человеческого рождения, ибо всё происходит лишь в тот миг, когда в объятиях соединяются два тела, — умиротворённо заметил оракул.

Заявившись через два дня, Тиу быстро нашептала сестре свой план, который она хотела осуществить уже в эти роды, дабы явить на свет наследника, но из-за Азылыка, объявившего фараону о будущем рождении дочери, её умысел расстроился.

— Так мой супруг знал, что у меня родится дочь?! — изумилась Нефертити.

— Конечно, знал! Этот страшный кассит околдовал моего сына! Запугав фараона нашествием хеттов, он взял над ним такую власть, что я не удивлюсь, если завтра мы не посмеем зайти без его разрешения на мужскую половину! — наговаривала на оракула Тиу.

— Мне показалось, что он умён и прозорлив, — робко проговорила царица.

— А все остальные родились глупцами?! — ещё больше возмущалась старшая сестра. — Сулла тоже знал, что у тебя родится дочь, но он не побежал к твоему мужу докладывать о том раньше срока, наоборот, он держал это в строжайшей тайне, нашёл чистую и опрятную женщину, вышивальщицу, кстати, тоже из Митанни, немного похожую на тебя. У неё уже есть два сына, больше рожать она не хочет, ибо живут они с мужем бедно, он простой каменотёс, но они не против за определённую сумму родить младенца. Сулла не сказал им, кто он и откуда, назвался чужим именем, придумав, что мальчика хочет иметь в Фивах его бездетный брат торговец. Они обо всём договорились, на следующий день вечером Сулла должен был принести им задаток, отправился, но нашёл море слёз: бедного каменотёса придавило глыбой мрамора, жена рвала на себе волосы, была в беспамятстве, дни шли, искать замену мужу было уже поздно, и мой звездочёт отступился, хотя женщина очень миленькая, я её видела, и стоит о ней подумать.

Нефертити слушала раскрыв рот, не ведая, какие бурные события происходили рядом с ней. Однако она лишь на мгновение представила, что прижимает к груди чужого младенца, а своего будет вынуждена отдать на сторону, в бесприютство, как всё в ней восстало против такого обмана и страшный стыд обжёг щёки.

— Но я не хочу столь подлой подмены! — не зная, как унять душевный огонь, воскликнула Нефертити.

— Что за глупости?! Все так делают, важно, какое воспитание получит ребёнок! — рассердилась Тиу. — Я не хочу, чтобы наследником стал первенец от второй или третьей жены самодержца, которую он выберет, если ты не подаришь ему сына, и тогда она станет царицей-матерью, а ты закончишь свои дни в гареме. Тебе этого хочется?! Да, Эхнатон по-прежнему любит тебя, ты у нас красавица, но фараон обязан думать о преемнике, имеет право взять вторую и третью жену, и он так поступит, если ты будешь упрямиться и никак не захочешь помочь ему. Я, как твоя старшая сестра, обязана тебя о том предупредить. И поверь, Сулла этого же хочет...

— Мне он не нравится.

— Кто? — не поняла Тиу.

— Твой Сулла.

Царица вспыхнула, щёки тотчас покрылись ярким румянцем, а глаза заблестели.

— Между прочим, я беременна, до родов осталось полтора месяца, и Сулла говорит, что у нас будет сын, — неожиданно призналась она.

— Но ничего незаметно! — удивилась Нефертити.

— У меня всегда так, — улыбнулась Тиу. — Аменхетеп Третий сведал, что я ношу Эхнатона, чуть ли не за неделю до родов. Ты же знаешь, я люблю носить свободные наряды, под которыми легко скрыть живот. Вот потрогай!

Юная царица дотронулась до её округлого животика и тотчас ощутила, как младенец бьёт ножкой.

— Да он у тебя большой!

— О чём я тебе и толкую! Мы поначалу так и хотели, чтоб я понесла одновременно с тобой, Сулла уговорил меня, но не сразу у нас всё получилось, нужно было ждать второго полнолунного дня, а потом у тебя дочь родилась на двадцать дней раньше, у меня же, наоборот, всё происходит с запозданием. Он очень нежный!..

— Ребёнок?

— Сулла, — снова смутилась Тиу, потупив взор. — Но вспыхивает, как огонь, и ничем его не удержишь! Ему тридцать лет, а ведёт себя, как мальчишка. Я его постоянно уговариваю не ссориться с Азылыком, смириться, унять свою обиду на то, что пока он не первый оракул. Когда я рядом, он со мной соглашается, но стоит ему уйти от меня, всё напрочь забывает. Твердит одно: как увижу его мрачное лицо, готов с кулаками на него кинуться! Но этот кассит действительно неприятный, и глаз у него плохой!

Сестра болтала не переставая, наполненная новой любовью и беременностью, счастливая, стремящаяся излить свою радость и спасти сестру, хотя сама не верила в то, что её сын в состоянии полюбить кого-то ещё. И всё же тревога шевельнулась в груди Нефертити — муж то и дело задумывался о наследнике, несмотря на то, что они были молоды и полны сил, а Мату, расспросив повитуху о том, как проходили роды, отметил, что она может рожать и дальше, ибо никаких опасных примет не появилось. Но возникшая тревога не уходила — Нефертити вспомнила туманный ответ Азылыка, не пожелавшего поддержать её уверенность, а он умел провидеть будущее, как и Сулла, бросившийся ещё до родов искать подмену. И выходит, что предлагаемый Тиу выход единственный: через два месяца она, как и в предыдущий раз, может забеременеть, а значит, надобно сейчас искать похожую на неё служанку или бедную мастерицу, каковым судьба определила вынашивать и рожать мальчиков. Расположение небесных звёзд не переменить. Хорошо бы найти митаннийку, ибо там, где она родилась, чуть светлее цвет кожи, внимательный взгляд мужа это отличие уже приметил. Однако стоило царице впустить в себя эту подлую, ничтожную мысль, как душа подняла целую бурю негодования: нельзя собственное счастье строить на обмане, бог накажет, а судьба отвернётся от неё.

— А эта вышивальщица, она нашла себе мужа? — помедлив, спросила царица, и Тиу, превратно истолковав её вопрос, радостно заулыбалась.

— Сулла те деньги, что приносил первый раз, оставил ей, узнав о горе, а потом посылал слугу справляться, как женщина поживает. Та обрадовалась, стала благодарить и просила передать, что готова исполнить просьбу, у неё на примете есть человек, он бывший приятель мужа, и у него в семье тоже все сыновья! — рассказала сестра. — Через два месяца можно, я думаю, так и сделать.

Нефертити покраснела и несколько мгновений не могла выговорить ни слова. Ей сами слова, с лёгкостью произносимые Тиу, сами раздумья об этом показались столь страшными и кощунственными, что от страха она даже застыла, ожидая немедленной кары Атона. Неужели её родная сестра не понимает, что гибель каменотёса и есть божеское знамение, запрещающее даже думать о таких вещах, и они оба с Суллой виноваты в его смерти.

— Я вовсе не о том хотела спросить, может быть, она нуждается в нашей помощи? — пролепетала царица.