Ксения Кривошеина - Оттаявшее время, или Искушение свободой

Телефонный звонок! И я слышу, как сквозь треск и шум пробивается голос мамы. Я села на пол в пустой комнате, телефон поставила рядом.

Моё сердце по привычке сжималось от страха и ожидания плохих новостей. Это состояние стало нормой, каждый разговор с Ленинградом был тяжёлым испытанием. Мне приходилось говорить наигранно весёлым и спокойным голосом, в основном для посторонних ушей, а потом заливаться слезами.

— Ксюша, дорогая! Ты только не волнуйся, тебе сейчас нельзя волноваться. Меня вызвали открыткой в ОВИР для получения паспорта!

Наконец-то, вот и свершилось — молнией пронеслось в моей голове.

— …ты знаешь, я даже деньги заплатила… а потом пришла и мне отказали выдать паспорт. Не плачь, почему ты плачешь? Ванюша здоров, слышишь, моя дорогая девочка, всё уладится.

Слёзы лились молчаливым потоком, я старалась подавить рыдания, телефонистки не должны были всего этого слышать. Собрав силы, я как можно спокойнее сказала:

— Мамочка, я сейчас перезвоню Никите в Женеву и расскажу ему о твоём звонке. Я совершенно уверена, что произошло недоразумение и, видимо, эта накладка исходит от рядового инспектора ОВИРа. Кто-то не разобрался в ситуации и не совсем понимает, к чему это может привести.

— Меня попросили написать объяснение. Почему я еду к тебе вместе с Иваном, что я намереваюсь делать потом? А ещё я отдала им «заявление», которое тебе написал В., он ведь не возражает, чтобы Иван поехал. Дата на заявлении свежая… Я написала, на имя начальника ОВИРа, что буду сопровождать внука и сразу вернусь назад, теперь надо ждать.

Вечером того же дня Никита из Женевы набрал номер нашей квартиры в Ленинграде.

Подошёл к телефону отец. Никита подробно рассказал о только что перенесённой операции Нины Алексеевны, о моём состоянии, и уже в конце разговора сказал:

— Мы рады, что, наконец, Ивану разрешили приехать навестить нас. Вероятно, с паспортом случилось недоразумение. Оно скоро разрешиться. А если нет, то, может быть, мне стоит подключить своих друзей… у меня есть возможность проконсультироваться в самых высоких инстанциях с юристами-специалистами по международному праву?

— Ну, что Вы, Никита! Я уверен, это какое-то недоразумение, вскоре всё выяснится. Не беспокойте напрасно своих друзей, не нужно поднимать шума.

Именно этот разговор стал поворотным в данной ситуации. Мне позвонила мама через сутки, и я услышала её радостный голос:

— Ксюшенька, мне выдали сегодня паспорт. Мы скоро увидимся. Теперь я пойду выправлять визы и заказывать билеты. На все, наверное, нужно положить недели три, — мама ликовала, но вдруг я услышала голос отца, сдержанно, сухой, почти оскорбительный:

— Ну, как? Ты довольна?! Теперь ты можешь немного передохнуть от переживаний. Позванивай, от тебя это дешевле, а то у меня совсем плохо с деньгами, ты, небось, не бедствуешь…

Мы с Никитой ликовали! Это была победа!

Наша радость омрачалась всё ухудшающимся состоянием Нины Алексеевны. После операции она стала выправляться и даже находила в себе силы опять «командовать» Игорем Александровичем, что было хорошим признаком для нас. Мы шутили по этому поводу и ждали, что скоро она опять сможет составлять свои знаменитые списки продуктов для Игоря Александровича. Обычно, после возвращения из магазина, она журила его со словами: «Игорь, Вы опять купили не то…», после чего И.А. приходилось безропотно идти в лавочку на углу и менять один сорт помидоров на другой. Мы ждали её возвращения домой, и у меня не было предчувствия беды, видимо, известие о скором приезде Ивана и мамы притупило мою бдительность. Помню, как Нина Алексеевна обрадовалась известиям из Ленинграда и сказала: «мама Ксении должна здесь остаться вместе с Иваном навсегда».

Никита собирался уезжать на конференцию в Африку. Он покидал Париж с тяжёлым сердцем и всё-таки с надеждой, что Нина Алексеевна вскоре вернётся домой. Каждый день мы продолжали по очереди с Игорем Александровичем дежурить в больнице. Шли дни, казалось, состояние её стабилизировалось. С некоторого времени она стала просить нас оставаться на ночь, сердце давало сбои, она задыхалась, ей приносили подушки с кислородом, делали переливание крови. Через ночь я проводила в больнице, спала рядом с ней на раскладной кровати. Вернувшись рано утром домой в пустую ещё не обжитую квартиру, всеми мыслями рядом с Ниной Алексеевной, я решила позвонить в Ленинград. Представляя, как они готовятся к отъезду, в счастливом ожидании услышать, наконец, спокойный голос мамы, радостные восклицания Ивана, я набрала ленинградский номер нашей квартиры. Было семь утра. Странно, что в такую рань никто не отвечал, я позвонила через час, опять телефон молчал. Только к восьми часам вечера я услышала голос моего отца!

— Собирался тебе позвонить, доченька. Уже два дня, как мама в больнице. У неё сломана шейка бедра… пошла выносить помойное ведро, поскользнулась…

Это был выстрел в сердце, у меня перехватило дыхание:

— Почему ты мне сразу не позвонил? Уже прошло два дня! А с кем же Иван?

— Ты не беспокойся, говорят, это недели на три в больнице, потом два месяца дома неподвижного режима, а там будет видно… Ты приезжай, сама увидишь! Ваня сейчас в Парголово, я попросил своих друзей за ним присмотреть, а потом можно отвезти его к отцу в Киев.

Нет, это происходит не со мной! Это просто страшный ночной кошмар, стоит только усилием воли открыть глаза, и всё будет по-прежнему: я услышу голос Ивана, мамочка скажет мне, как она готовиться к поездке, я расскажу ей о состоянии Нины Алексеевны — какую ночь я провела рядом с ней…

— Да, и ещё будут делать дополнительные анализы. Странный перелом, такая хрупкость костей, есть подозрение на рак, — голос отца звучал спокойно, без обычного раздражения, в нём даже сквозили нотки нежности, сочувствия и… победы.

— Мама лежит в прекрасной больнице им. Ленина, на завтра назначена операция. Ты можешь позвонить мне в конце дня. А вообще, советую тебе как можно быстрее подумать о приезде. Ведь Нина Алексеевна не одна, рядом её муж, Никита… — отец продолжал, что-то говорить, но я ничего не понимала, я не могла ничего ему ответить, я не могла даже плакать. Шок, столбняк, потом страшный озноб; меня колотит, словно в припадке падучей, я в Париже одна, Никита в Африке, скоро опять идти в больницу, мне нужно немедленно что-то предпринять. Но кто даст совет? Кто даст мудрый совет!?