Михаил Гараз - Под знаком змеи

Весть о том, что происходит на северофракийских землях, дошла до Рима. Поначалу Ветиус Сабианус перекрыл горные перевалы, препятствуя проникновению свободных даков в римские владения. Затем стал натравливать на аборигенов [4] Аборигены — местные фракийские племена; здесь— даки, геты. сарматов и бастарнов [5] Бастарны — германское или кельтское племя. .

Пришельцы похищали их жен и детей, угоняли отары, отбирали хлеб.

Но все это не помогло, и Ветиус Сабианус, как и его предшественник Марциус Турдо, решил уничтожить местные племена огнем и мечом. Наемные войска наводнили долину Гиераса. Конники с зажженными факелами проносились по селениям, поджигая дома хлебопашцев, шалаши пастухов, хижины дровосеков. Солдаты сгоняли жителей с насиженных мест. Рим хотел создать «зону пустоты» за всей линией своих укреплений.

Потрясенные жестокостью наемных войск Ветиуса Сабиануса, люди поняли, что над их родом нависла угроза исчезновения, и стали искать убежища в непроходимый горных местах и дальше, в долине Пирета [6] Пирет — древнее название Прута. .

И вот слышится зов рога: «Сюда! Сюда!» Принц Даос сзывает мужчин под знамя с изображением змеи [7] У даков, как и у гетов, змея считалась символом обновления и силы. . Юноши и старики спешно надевают на себя туники из грубой шерстяной ткани, вооружаются кто как может — луком или палицей, мечом или секирой, копьем или вилами. Седлают своих быстрых коней и вливаются в поток свободных даков. Право на жизнь рода и его место на исконной земле надо отстоять в бою.

Однако римляне быстро меняют тактику. Вместо конников с зажженными факелами они пускают в ход войска, экипированные по всем правилам военного искусства: щитами и копьями, пращами и луками. Казалось, они поставили перед собой цель — вывести даков из укромных мест, заставить склониться и покончить с ними раз и навсегда.

Решающая битва произошла у колодца Дасия, на пути следования возчиков соли. Страшной была эта битва. Земля содрогалась от рева двух сторон — одна, ощетинившись копьями, наступала живой стеной, щит к щиту; другая — горстка плохо вооруженных, но очень воинственных людей — пыталась опрокинуть эту стену.

Принц Даос, в короткой мантии, надетой поверх красной туники, и шлеме, не переставая взмахивал своим обоюдоострым мечом. Он мчался туда, где схватка казалась жарче.

— Не бойтесь их копий и дротиков! Смелее, волчата! — призывал он. — Наше оружие крепче, наши стрелы быстрее!

Рядом с принцем носился на своем быстром коне белолицый Андреас. Он был телохранителем Даоса, а также следил за тем, чтобы воины в пылу боя не распыляли свои силы и не попадали в ловушку: вражеская стена время от времени коварно раскрывалась перед ними, и они легко могли оказаться по ту сторону. Схватка была горячей, а силы — неравные. Дакские воины то и дело попадали в западню, и римские солдаты молниеносно кромсали их.

Вдруг Даос выронил меч и припал к гриве коня: в плечо ему угодила стрела. Вражеский воин, задумавший добить его, поднял на дыбы своего коня и уже занес было меч над головой принца.

— Остановись, негодяй! — крикнул Андреас. Не успел тот опомниться, как юноша вонзил в него копье.

Подняв меч с травы, Андреас взял поводья из рук раненого принца и вывел его за пределы поля боя. Он перевязал рану Даоса чистым полотном, которое вытащил из своего колчана за спиной.

Воины принца продолжали драться со всем пылом своих сердец. Никто не имел права изгнать их с родных земель. Не они шли на римлян — те злодейски напали на них. Не они посягали на чужие богатства — другие зарились на их земли, скот и имущество. Не они подстрекали кочевые племена нарушить тишину и спокойствие этого края — Ветиус Сабианус разжигал в кочевниках вражду, подбивая отнимать у аборигенов поля и красть отары. Не они похищали детей Империи, а римляне увозили их детей, чтобы впоследствии сделать из них солдат и бросить на свой же род…

Но исход битвы был уже предрешен.

Красное солнце опускалось к закату. Золотоволосые бородатые воины грызли землю от бессилия и досады. Несмотря на огромные потери, им не удалось остановить коварного врага.

Уцелевшие воины рассыпались по полям, отступая к своим селениям и дальше, к пастбищам кочевых племен.

Ветиус Сабианус какое-то время преследовал их. Луки римлян натянулись в последний раз…

А потом наступила тишина. По дорогам, что простирались вдоль и поперек долин Гиераса, Пирета и Тираса, по тропам, пересекающим густые леса, по краю болот отправились в тяжкий путь изгнания те, кто не пожелал и на этот раз склонить головы перед победителями. На протяжении многих лет даки досаждали римлянам, изматывали, усыпляли их бдительность и — побеждали. Теперь у них уже не оставалось сил. Последняя пядь земли, на которой они чувствовали себя дома, была захвачена иноземцами. Бог войны отвернулся от них, и ничто уже не могло им помочь: ни обещания тарабостас [8] Тарабостас — имущие слои фракийских племен. , ни предсказания жрецов, ни жертвы, приносившиеся ими в уединении глухих лесов. Изгнанники вступили в царство злых духов…

Дважды расцветали деревья после поражения свободных даков у колодца Дасия… Приближался конец второго века первого тысячелетий новой эры.

Как-то весенним днем у поворота Тираса, на сорок стадиев [9] Стадий — греческая мера длины, равная примерно 185 м. выше тирагетского поселения Дувра, водную гладь всколыхнули редкие удары весел.

Нос вместительной лодки украшал лик довольно странного божества — наполовину человека, голову которого венчали листья и два маленьких рога, наполовину не то змеи, не то рыбы — эта часть фигуры то и дело погружалась в воду.

В лодке сидело четверо: двое мужчин и две женщины. То были изгнанники из Краса-пары, что по-фракийски означает «красивое селение». На веслах сидел отец, у руля — сын, мать помещалась между ними, а дочь — на скамеечке у кормы. Знатное, благородное семейство из рода мастеровых следовало в Дувру.

В своем родном селении оно пользовалось заслуженным уважением: глава семьи был известным резчиком по дереву. Он умел вырезать из горного явора причудливые фигуры зверей и птиц, лики богов и людей. Мифы и сказки обретали реальность под его волшебным резцом. Все эти существа находили приют у его бревенчатого домика. Стены дома представляли собой своеобразные картины: каждая изображала одно из времен года. Окна и дверь украшали наличники с резными цветами и птицами. Календарь природы неспешно разворачивал здесь свои знаки в соответствии с движением солнца по небу.

Божественные лики и фигуры, сотворенные мастером, ценились в домах знатных земляков, да и хлебопашцы не отказывали себе в удовольствии приобретать их, устанавливая на самом видном месте в своих жилищах.