Валерий Попов - Жизнь в эпоху перемен (1917–2017)

Вот такую обработку событий лучше практиковать с самого начала — и жизнь выстроится, как надо. Хотя практичным отец не стал — жил, скорее, задумчиво-отрешенным. Уже на первом курсе умудрился два раз крепко стукнуться лбом. Первый раз — когда шел по улице, читая книгу — и врезался на ходу в фонарный столб. Второй раз — в сберкассе, когда вносил заработанное на комбайне, снес лбом стекло: в задумчивости как-то не заметил его. Поскольку все время думал — должен был стать ученым. И стал им.

После практики он еще успел заскочить домой, повидаться с родителями, и вернулся в Саратов к началу (а вернее, уже к продолжению) учебы.

Мать, узнав, как он там прожил предыдущую зиму, дала ему на зиму целый чемодан сушеного гороха.

Когда переполненный поезд подходил уже к Саратову, в вагоне началась какая-то суета, толкучка. Потом отец вдруг увидел через стекло, что какой-то мужик идет по платформе с его чемоданом. Пробился через толпу, догнал того и хотел сгоряча дать по шее и отнять чемодан… Но первая мысль не всегда самая лучшая. Пригляделся, вдумался, вник. Мужик еле тащил этот чемодан — скособочился, даже на шее вздулись жилы. Но чемодан не бросал. Тяжелее мелкого гороха — разве что золото. Или — книги. Но на книги вор вряд ли рассчитывал… И отец принял нестандартное решение (это первый признак активного ума)… «А зачем мне отнимать у него чемодан? Чемодан неподъемный… а он таранит его в нужном направлении… так пусть несет! Отнять всегда успею — скорость невелика». Вор, скособочась от напряжения, спустился с платформы, оглянулся злобно (еще только хозяина чемодана ему не хватало, и без того тяжело!), но продолжал нести, еще на что-то надеясь (и это правильно, надежды никогда не надо терять!). На перекрестке вышла заминка… потом вор свернул — в нужном направлении… Нужном ему? Но и отцу тоже. Пока что интересы сторон совпадали. И этим глупо было не воспользоваться. Лишь на последнем перекрестке вор обмишурился, свернул не туда! Тут уж отцу невольно пришлось вмешаться. Подошел не спеша, тронул того за плечо:

— Ну спасибо, друг! Дальше я сам.

Вор затравленно посмотрел на него.

— Твой, что ли? — с досадой произнес вор.

Отец скромно кивнул.

Вор, плюнув, бросил чемодан и заковылял прочь.

Мог бы, конечно, выразить претензию: «Ты что — раньше не мог сказать?».

Но не стал этого делать — боясь, видимо, что полемика может затянуться и привести к нежелательным результатам.

Слушая эту его историю, я пришел, наверно, к тем же выводам, что и отец:

— Может, не стоит так уж сразу страдать, дергаться, кипешиться? Может, враги твои, обливаясь потом, несут чемодан твой как раз в нужном тебе направлении?

Когда отцу исполнилось девяносто, я мягко попросил его написать воспоминания. «Ты думаешь, я еще что-то помню?» — усмехнулся он. Помнил — и еще как! Вот что он написал.

Агрономы тогда требовались срочно и в большом количестве. И на последнем курсе меня вызвали к директору института и спросили — не могу ли я поехать работать уже сейчас? Диплом мне обещали прислать на место, если я хорошо проявлю себя. И я с радостью согласился, поскольку у меня было уже много идей, которые страстно хотелось воплотить на практике. И я даже не спросил, куда ехать — земля есть везде, а другое меня не интересовало. Опять, как и в школе, я не доучился до конца. Но это постоянное «скорей» меня радовало, соответствовало моему темпераменту и нетерпению.

По приезде в Алма-Ату нас, как степных жителей, поразили прежде всего горы, поднимающиеся сразу за городом и покрытые снегом. Я остро почувствовал, что начинается совсем новая жизнь. В министерстве Казахстана выяснилось, что в самом городе нужен только один человек, но на юге Казахстана, в Чимкенте, формируется новая Южно-Казахстанская область, и там нужны агрономы. Мы тряхнули в кепке жребий. Но выиграл не я. Жребий мне всегда доставался не лучший. Но это и сформировало меня. «Лучшим» мой жребий оказывался в конце! А поначалу мы, уже теперь двое, с моим другом Сергеем Быковцем, купили билеты в Чимкент.

Выйдя из вокзала в Чимкенте, мы с удивлением увидели голую степь. Что, интересно, мы здесь будем делать? И где жить? Стоял один-единственный дом азиатского типа, окруженный высоким глухим дувалом. Тут же мрачно стоял привязанный осел — и ничего больше. «Вот так приехали!» — горько засмеялся мой друг. Но приехавшие с нами пассажиры сказали, что нужно немного пройти вперед — и будет город. Это вызвало у нас недоверие, поскольку до самого горизонта никакого города не было видно. Но мы все же пошли, и вскоре прямо у нас под ногами открылась глубокая красивая долина. Между зелеными кронами виднелись железные крыши, покрашенные в самые разнообразные цвета. Мы обрадованно стали спускаться. Город оказался очень приятный. Дома все были одноэтажные, и в каждом дворе был сад. Тротуары отделены от улицы бурными арыками и двумя рядами могучих деревьев, закрывающих пыльное небо — они были гладкие, светло-серые и без коры, ранее таких я не видел. Все дома имели владельцев, и многие пускали к себе жильцов. Мы зашли с другом в понравившийся нам дом. Нас встретила полная седая женщина, как мы узнали, зубной врач. Фамилия ее была Колосенко, что нам, агрономам, очень понравилось, о чем мы сразу же сказали ей, и она рассмеялась. Мужа у нее не было, была дочь, больная и прикованная к креслу, но очень веселая и образованная, и мы впоследствии очень подружились.

Мы узнали, что в городе есть хороший парк с большой сценой, где часто гастролируют театры. Мы были прикреплены к столовой, но там, как и в магазинах, практически не было ничего. У нас в Областном земельном управлении был заместитель заведующего Осипов, в задачу которого входила организация самоснабжения. Он ездил по окрестностям и покупал фрукты, овощи, рис, вино. И только лишь изредка — мясо. Что было удивительно для этих мест. Совсем рядом, под Ташкентом, наша семья спасалась от голода в двадцать втором году у одного из родственников матери. И в глазах у меня навсегда запечатлелась картина: как гнали баранов. Они шли как бы самостоятельно, плотной пыльной массой несколько дней подряд. Иногда только вдоль этого бесконечного потока скакал всадник — и потом снова шли только бараны. То была настоящая бесконечность! Но теперь баранов отобрали у хозяев и распродали по дешевке.

Жители рассказывали, что еще совсем недавно можно было приобрести большого барана буквально за копейки. И вот результат: казахи, которые кормились всегда при баранах, остались ни с чем. Но находясь в городе, где жили в основном госслужащие, мы плохо пока представляли масштабы бедствия. К нам подселились еще двое, присланные из нашего же института. Однажды в воскресенье один из них принес бутылку водки и предложил тут же выпить. Я понимал, что на это уйдет весь день, а мне этого не хотелось. И я решил покончить со всем этим за одну минуту и больше на эту ерунду времени не тратить. «Да чего тут пить-то!» — сказал я, и тут же «винтом» выпил всю бутылку из горла… «Все! Я пошел домой!» — сказал я, забыв, правда, что я уже дома. В отделении, где я вскоре оказался, я горячо, но сбивчиво объяснял милиционерам, что выпил именно для того, чтобы с пьянством скорее покончить. Милиционеры хохотали — но, как ни странно, я их убедил, и они меня отпустили. Утром я уже и не думал об этом. С тех пор меня к проблеме пьянства отношение пренебрежительное: такая чепуха, что даже обсуждения не стоит. И в понедельник я вышел на работу без каких-либо мук и страданий, отнимающих у пьяниц столько времени и сил.