Ольга Елисеева - Переворот

Но стыда-то, стыда-то сколько!

Като взяла вторую бумагу. Она была всего-навсего приложением к первой. Манифест о расторжении брака. Черновик. Без числа. Значит, этот документ ещё только готовили. Собирали материал. Писали варианты. Но именно он вызвал у Екатерины приступ безотчётного гнева. Острого. До рези в груди и чёрных кругов перед глазами.

Пётр потащил на люди всю грязь, которая была между ними. В официальной бумаге называл жену прелюбодейкой и перечислял её любовников (тех, кого знал). Каков подлец!

И опять Екатерина сумела взять над собой верх. Заставить себя посмотреть на дело глазами мужа. Ему нужно было как-то обосновать своё право на развод. Странно только, что он не обратился за этим к церковным властям. Впрочем, что странного? Иерархи держатся на сей счёт весьма строгих правил и не позволили бы царю запросто расторгнуть брак. Разве что сослать жену в монастырь. Это в здешних вкусах. Но вот беда, сам Пётр стремился упразднить монастыри, ведь Лютер осуждал монашеский образ жизни...

Бедный, бедный дурачок! Супруг совсем не понимал, в чём его выгода.

Като тряхнула третью бумажку, брезгливо держа её двумя пальцами за край. Листок развернулся и открыл ей признание русского посла в Швеции Сергея Салтыкова в том, что он в бытность камергером двора Её Величества Елисавет Петровны по прямому приказу последней соблазнил великую княгиню Екатерину Алексеевну с целью обеспечения престолонаследия. Салтыков подтверждал, что именно он, а не «недужный тем временем и по малолетству неспособный государь наследник Пётр Фёдорович» является настоящим отцом Павла.

Под письмом стояли число и подпись. Месяц назад, когда её бывший любовник посетил Россию и получил повторное направление в Стокгольм. Вот цена его верительных грамот. Кровь бросилась Екатерине в лицо. Она всегда знала, что Сергей предатель. Слабый человек. Трус. Но почему-то старая боль, догнавшая её в день торжества, доставила императрице особенно много горя.

— Ступайте, — глухо приказала она Пассеку. — Это внутренние дела императорской семьи и не имеют до подданных никакого касательства.

Когда дверь за спиной капитана закрылась, Като позволила себе разрыдаться. Слёзы прятались у неё совсем близко. В юности она орошала ими страницы сентиментальных романов. Как и покойная Елисавет, часто плакала в церкви. Жалела птиц-подранков и ямщицких лошадей.

Однако нет худа без добра. Происшествие с бумагами помогло Екатерине решиться на очень важный шаг. Она не отпустит Петра в Голштинию. По-рыцарски благородно и крайне недальновидно. Прочитанное, как свежей волной, обдало её ненавистью мужа. Напомнило, что он вражествовал ей всегда. Чуть только она ослабит хватку у него на горле, Пётр из жалкого и раздавленного человека обернётся каверзным паяцем, который издевался над ней годами.

Прочитанное избавило Като от чувства вины и подтолкнуло к вынесению окончательного вердикта. В Шлиссельбург. От греха подальше. По стопам государыни Елисавет Петровны и Брауншвейгского семейства. Покойная знала, что делала. И не проиграла, хотя двадцать лет жила в страхе: вдруг Иван Антонович выберется из тюрьмы.

И всё же Елизавета не пошла на преступление. Она, Екатерина, постарается победить свой ужас. Научится плавать с камнем на шее.

Като позвонила в колокольчик и приказала позвать к себе Алексея Орлова. Алехан явился немедленно. Он уже расставил караулы, пресёк разграбление винных погребов и кухни. Раз десять поругался с княгиней Дашковой по поводу того, какие выходы из дворца перекрывать и сколько венгерского выдавать гвардейцам. До чего же назойливая бабёнка! Жужжит, как муха. Один разок окоротил её.

— Ступайте, княгиня, к Её Величеству. Императрице потребна дама для услуг. А мне командир не нужен. Пьяные солдаты — не белошвейки. Вряд ли они даже понимают, что вы им говорите на привычном для вас языке. Вы же видите, они вас не замечают.

У Екатерины Романовны на глазах закипели слёзы. Гордо вскинув голову, она удалилась, но через четверть часа вернулась полная новых идей и опять принялась донимать его.

— Алексис, — императрица доверительно взяла Орлова за руку и подвела к окну. — Можете ли вы гарантировать, что здесь, в Петергофе, моему супругу ничего не грозит?

Вопрос был непростой, но Алехан ответил сразу.

— Нет, Ваше Величество, — он давно понял, что в разговоре с Екатериной откровенность — первое правило. Почувствует фальшь — потеряет доверие. — Дело в том, что гвардейцы едва слушаются офицеров. Мы с большим трудом сохраняем порядок. Чёрт знает, где они только берут вино. — Орлов смутился своей грубости. — То кабак разграбят, то в погреб залезут... Три часа назад, когда государя везли сюда, двое канониров выкатили пушку к дороге. Завидели карету, навели орудие, запалили фитиль. Хорошо Потёмкин заметил, успел ударить шпагой по руке одного из болванов. А так бы кусков не собрали.

Екатерина этого не знала, но слова Алексея только укрепили её в желании отправить бывшего императора куда-нибудь подальше.

— Друг мой, — она снова вернулась к столу и взяла с него бумагу. — Это предписание для вас. Составьте приличный конвой из наиболее трезвых и преданных людей. Вы назначаетесь его командиром. Отвезёте Его Величество на мызу в Ропшу. Знаете, где это?

Орлов кивнул.

— Вам не трудно будет обеспечить там охрану Петру. Но умоляю вас, — Като до боли стиснула локоть Алексея, — берегите его как зеницу ока. Он болен, он слаб, но, быть может, это притворство и в любой удобный момент ваш узник попытается бежать. А может статься, чёрные мысли подвигнут его к крайнему шагу, и он решит покончить с собой. Хотя не думаю. Пётр — трус.

Алехан хмыкнул. У него не раз был случай убедиться в справедливости подобного суждения. Трус и подлец. Даже если такого негодяя заставят ползать на четвереньках и хлебать из собачьей миски, он не отважится наложить на себя руки. А что, это мысль!

В глазах Орлова на мгновение зажёгся злобный огонёк. Добродушным тюремщиком для Петра он не будет. И не потому, что рабу всегда приятно попирать бывшего господина. А потому... Алексей едва ли не с болью воззрился на Екатерину. Именно поэтому. И ни по какой иной причине.

Кто не ценит совершенства, достоин худшей участи.

Гришан лежал в жёлтой диванной на канапе, вытянув повреждённую во время скачки ногу. Он неудачно спрыгнул с лошади, попал каблуком на камень и потянул связки. Сняв сапог и накрепко перебинтовав ступню располосованной портянкой, Орлов улёгся, велел лакею пододвинуть к канапе круглый столик, подложил себе под спину подушку и углубился в чтение бумаг, которые ворохом вывалила ему на колени императрица.

— Это дипломатическая почта, mon ami, пришедшая в последние три дня. Поздравления моего супруга с днём ангела от иностранных дворов. Ничего не значащая чушь, но ознакомиться стоит. Может попасться нечто важное. Окажите мне эту услугу.