Виталий Гладкий - Колыбель богов

И всё же главным «произведением» мастера была его дочь Атенаис. Кбид женился на девушке из хорошей семьи коренных островитян, и Атенаис впитала в себе лучшие черты двух народов. Она была гибкая, стройная и быстрая, как настоящая кефтиу, но имела кожу не изысканно беломраморную, покрытую лёгким загаром, а смуглую — оливковую, которой отличались карийцы. В её огромных зелёных глазах, быстро меняющих цвет, — от яркой зелени начала лета до тёмной с рыжинкой, как трава на горных пастбищах в предчувствии приближения зимы, — можно было утонуть. Что, собственно говоря, и случилось с Даро.

Он познакомился с девушкой ещё в детстве, когда начал заниматься у Апикаразоро. Девочка приходила вместе с подружками «пообщаться» с быками. Ведь спустя годы некоторым из них предстояло стать жрицами и участвовать в таврокатапсиях — исполнять священные танцы перед разъярённым тавросом, что требовало не только смелости, но и определённой выучки. А часть из них и вовсе должны были исполнять те же акробатические трюки, что и юноши, — прыгать через быка. Именно часть, считанные единицы, потому что девушек берегли и позволяли играть с тавросом только тем, кто мог это делать благодаря своим физическим данным и тренированности.

Атенаис не стала жрицей, хотя и могла бы — с её-то красотой и грацией… Но отец решил иначе. У Атенаис с детства проявился большой художественный талант к настенной росписи. Особенно хорошо ей удавались изображения женщин и птиц. А ещё она помогала отцу расписывать амфоры и пифосы [46] Пифос — большой сосуд (мог быть размером с человека и более) для хранения продуктов — зерна, вина, воды, соли, оливкового масла, мёда и солёной рыбы. У пифоса могло быть от четырёх до шести ручек. Его поверхность могла быть гладкой или украшенной ленточным узором. Пифосы были бежевого, песочного, коричневого и красноватого цвета. На пифосах, выполненных в минойскую эпоху, обычно изображались рыбы. для Лабиринта, потому что заказов у него было хоть отбавляй: от миноса, придворных, а также от других жителей острова, и не только состоятельных. Многим хотелось иметь изделия прославленного Карийца, за них часто отдавали последние ценности.

Когда Даро стал постарше, его начало с неистовой силой тянуть к Атенаис. Это было сродни наваждению. Но девушка оказывала ему точно такие знаки внимания, как и другим юношам. То есть относилась по-товарищески, и не более того. Даро весь извёлся от её холодности. Он не знал, с какой стороны подойти к Атенаис, чтобы она соблаговолила хоть немного оттаять и стала уделять ему больше внимания, нежели бездушным глиняным сосудам, приготовленным под роспись, или оштукатуренным стенам Лабиринта — с некоторого времени она расписывала их наравне с признанными мастерами.

Дед заказал Карийцу две небольшие амфоры для вина. Он был большим любителем и ценителем этого чудесного напитка, дара богов. В его вилле, на первом этаже, находился подвал, где рядами стояли пифосы с продуктами (запас на «чёрный день») и сосуды разных форм и размеров с вином и мёдом.

— А, сын моего доброго друга Видамаро! — доброжелательно улыбнулся Кариец, заметив Даро, который смущённо переминался с ноги на ногу на пороге его мастерской. — Хайре, Даро!

— Хайре… — Даро низко поклонился.

Поклон этот был необязательным. При всём том сын кибернетоса и сам будущий кормчий в иерархии Крита стоял выше мастера-вазописца, но в данном случае Даро кланялся не ремесленнику, хотя и очень известному мастеру, а отцу Атенаис, возможно, будущему родственнику, на что юноша очень надеялся; правда, без должных на то оснований.

— Зачем пожаловал? — спросил Кбид.

Поприветствовав юношу, он решил, что долг гостеприимства выполнил в полной мере, и вернулся к работе. Мастер расписывал ларнак — терракотовую погребальная урну, своего рода небольшой саркофаг. Он был прямоугольным, длиной чуть более двух локтей, с выпуклой двускатной крышкой, на ножках в виде львиных лап и с боковыми ручками. Кариец работал над росписью с огромным тщанием. Похоже, ларнак предназначался для какой-то очень важной персоны, потому что в росписи присутствовала и позолота.

— Дед заказывал две амфоры…

— Амфоры, амфоры… — пробормотал Кбид. — А, вспомнил! Всё верно, Акару просил расписать две амфоры для вина. По-моему, они уже готовы. Ими занималась Атенаис. Если это так, то я дам тебе двух слуг, они помогут доставить амфоры до твоего дома. Заказ уже оплачен, поэтому не вижу никаких препятствий.

И он снова углубился в своё занятие. Даро в некоторой растерянности помолчал, а затем всё-таки решился нарушить тишину:

— А где они?

— Амфоры… м-да… где они? — Мастер недовольно наморщил лоб; он не любил, когда его отвлекали от работы. — Зайди вон в ту дверь, там находится хозяйство Атенаис. Скажи, что я распорядился насчёт носильщиков.

Обрадованный Даро (ему выпала большая удача — увидеться с Атенаис!), ощущая невольный трепет, отворил дверь следующего помещения, которое было личной мастерской девушки. Он знал, что Атенаис потребовала от отца в категорической форме, чтобы тот выделил ей отдельную комнату для работы. И конечно же Кбид не смог ей отказать. Дочь мастера была увлекающейся натурой, как и сам Кариец, поэтому не терпела присутствия в мастерской посторонних, когда она занималась творчеством.

Из-под её ловких рук выходили настоящие шедевры, которые особенно нравились правительнице острова. Она была настолько милостива к Атенаис, что возвела её в придворный сан, и теперь девушка могла беспрепятственно посещать дворец в любое время.

Правда, Даро думал, что таких милостей Атенаис сподобилась лишь по той причине, что заканчивался ремонт личных покоев жены миноса и их нужно было расписать. А кто мог лучше всех это сделать? Только Атенаис. Она подбирала удивительные цвета, живо и ярко изображала природу, животных, и её росписи стали бы украшением любого дворца.

Конечно же, Атенаис работала. «Кто бы сомневался», — подумал Даро. Высунув от усердия кончик языка, девушка работала над большой амфорой, явно предназначенной для дворца миноса; такие сосуды были очень дорогими. Атенаис уже изобразила пёстрого фазана, блистающего всеми цветами радуги, а теперь рисовала кошку, которая подстерегала его, выглядывая из густой травы.

— Кхм! — прокашлялся Даро, дабы обратить на себя внимание.

Девушка недовольно повела плечами (похоже, она хотела сказать «брысь!», словно коту, и её сдержало только то, что Атенаис пока не видела вошедшего в её мастерскую; а вдруг это отец?) и нехотя оторвалась от своего занятия.

— Даро?! — Огромные глазищи Атенаис округлились от удивления; юноша переступил порог её мастерской впервые.