Виталий Гладкий - Колыбель богов

Не задерживаясь, Даро прошёл длинный коридор, такой широкий, что по нему можно было проехать повозкой, в которую запряжена пара быков, пересёк несколько богато расписанных фресками помещений, поднялся снова по лестнице и наконец оказался во владениях жреца-лекаря, который следил за здоровьем самого миноса.

Помещение, в котором оказался Даро, оказалось достаточно просторным. Оно было сплошь заставлено различными сосудами (конечно же, с лекарственными отварами, настойками и мазями) — от крохотных ионийских алабастронов [52] Алабастрон — небольшой сосуд для масла и благовоний; мужчины обычно использовали арибалл. , амфорисков [53] Амфориск — миниатюрная амфора для благовоний. и арибаллов [54] Арибалл — сосуд для масла, используемый во время гимнастических упражнений. Носился в мешочке за поясом набедренной повязки. , до больших микенских лекифов [55] Лекиф — вместительный сосуд для хранения ароматического масла. и критских амфор. Всё это многообразие теснилось на полу, на скамьях и в нишах, устроенных в стенах помещения на разной высоте. Жрецы-лекари, кроме своих непосредственных обязанностей по врачеванию больных, были ещё и поставщиками мазей, притираний, благовоний и омолаживающих средств для придворных прелестниц и самой правительницы.

Из комнаты хорошо просматривался балкон, на котором в тени были развешаны для просушки связки лекарственных трав и кореньев. В помещении стоял такой густой, терпкий аромат, что Даро невольно чихнул, чем привлёк к себе внимание жреца.

Апикота был сухощав, подтянут и носил небольшую пегую бородку. Его хитон тёмного цвета — длинное (до лодыжек) одеяние по ахейской моде из простой материи, полагающееся жрецам-лекарям, — был подпоясан красным витым шнуром и сколот на плече серебряной пряжкой с изображением головы быка.

Даро почтительно поклонился жрецу, произнёс необходимое в таких случаях приветствие и застыл в позе просителя. Негоже было приступать к делу сразу, несмотря на срочность; старший по возрасту и гораздо выше по положению жрец должен был начать разговор первым. Если, конечно, пожелает. А он, судя по хмурому выражению на смуглом лице, не был расположен к общению. Тем более с незнакомым юнцом, который не был придворным и который явился без приглашения. Тогда Даро как бы невзначай положил правую руку на пояс набедренной повязки — чтобы жрец обратил внимание на перстень-печатку.

Его замысел оказался удачным. Глаза почтенного Апикоты всё ещё были зоркими и он разглядел изображение корабля, вырезанное искусным мастером на красновато-коричневом ониксе.

— Юный кибернетос… — В голосе жреца послышалось удивление. — Чей ты сын?

— Кибернетоса Видамаро, — ответил юноша. — Он тяжело ранен и нуждается в помощи.

Жрец без лишних слов начал собираться. Вскоре они уже шагали по дороге к дому Даро. Юноша тащил на плече тяжёлую сумку лекаря с лекарствами, поэтому немолодой лекарь шёл быстро.

Отец был без сознания. Бледная, как полотно, Мелита беспомощно толклась возле ложа хозяина, прикладывая к его горячему лбу кусочки ткани, намоченные в холодной воде. Она напоила Видамаро бодрящим напитком собственного изготовления, — отвар и впрямь обладал целебными свойствами, но толку от этого было немного.

Апикота приказал раздеть кибернетоса и осмотрел рваную рану в боку. Она была нанесена стрелой с тяжёлым зазубренным наконечником и, похоже, задела жизненно важные органы. Наверное, рана получилась рваной, когда наконечник стрелы извлекали из тела. Сокрушённо покачивая головой, жрец тщательно очистил рану от запёкшейся крови, промыл её крепкой винной настойкой, сшил края раны суровой ниткой (пребывающий в беспамятстве Видамаро даже не застонал) и наложил повязку с целебной мазью.

— Повязку менять каждое утро, — распорядился Апикота. — Оставляю вам мазь и кувшин с лекарственным отваром. Как только он очнётся, дайте ему попить отвар — вместо вина. Но немного, вот столько… — Он провёл ногтем черту на чаше. — И так семь раз в день. Из еды предпочтителен мёд и несолёный козий сыр. Это всё. Большего сделать я не в состоянии — рана чересчур глубокая. Будем надеяться на милость богов и крепкий организм твоего отца, юный кибернетос.

Получив обязательную плату (Даро расплатился щедро, чем весьма расположил к себе Апикоту, — он обещал наведываться к раненому каждый день) и дав несколько дельных советов по уходу за Видамаро, жрец удалился. А юноша, немного поразмыслив, позвал одного из моряков, которые всё-таки получили своё вино (теперь они сидели в тенёчке, наслаждаясь столь желанным отдыхом на твёрдой земле), и отправил его в Аминисо, чтобы он сообщил деду о ранении отца.

В ожидании Акару, который слыл весьма сведущим во врачевании ран, хотя он и не был лекарем (сказывалось его боевое прошлое), Даро и Мелита провели остаток дня в большой тревоге. Видамаро то приходил в себя, то снова терял сознание и даже начинал бредить. Он весь горел, и служанка постоянно прикладывала к его голове холодные примочки и протирала всё тело «кислым вином». Так на Крите называли винный уксус. Его широко использовали как противовоспалительное средство и для обеззараживания воды. Кроме того, он хорошо утолял жажду. Для этого достаточно было капнуть в чашу с водой несколько капель «кислого вина».

Акару только глянул на Видамаро, сразу же безапелляционно сказал:

— Здесь не поможет даже Апикота. Хотя он и считается великим лекарем и пользует самого миноса. Конечно, разные хвори Апикота лечит успешно, но что касается тяжёлых ранений, то на Крите есть только одно место, где обитают врачеватели, которым жрецы Лабиринта не чета.

— И где это место? — спросил Даро, который за день почернел от горя, неожиданно свалившегося на их семью; казалось, что он даже повзрослел.

— Диктейская пещера, — коротко и сухо ответил старый кибернетос.

Он знал, что Даро поймёт его без лишних объяснений. Они и впрямь ему не потребовались. В Диктейской пещере родился Дивей, по преданиям, отец первого Миноса. Там был его жертвенник и там же находились жрецы Отца Дня. Во время праздника, посвящённого рождению Дивея, в Диктейскую пещеру заводили быка, предназначенного для жертвоприношения, на алтарь возлагали зёрна ячменя, смешанные пополам с зёрнами пшеницы, и оставляли его без охраны. Бык начинал поедать зёрна, и тогда один из жрецов убивал его лабрисом. А затем, бросив топор возле алтаря, убегал. Появившиеся в пещере спустя какое-то время жрецы, будто не зная человека, который убил священное животное, привлекали к суду за это «святотатство» лабрис.

К Диктейской пещере постоянно приходили жертвователи, в основном небогатый люд, и приносили свои дары: вино, хлебы, сыр, рыбу, овощи, фрукты… А также разную посуду, глиняные фигурка разных богов и животных — чтобы эти жертвы Дивею вернулись к ним многократно и в натуральном виде. На алтарь возлагали только зёрна. Остальное шло в пищу «святым людям» — жрецам. А поскольку поток жертвователей никогда не иссякал, обосновавшиеся возле Диктейской пещеры жрецы жили безбедно. Они ухаживали за священным местом и прослыли как великие врачеватели, что было истинной правдой.